Яков Наумов - Двуликий Янус

Первое, что они должны были сделать, — это установить личный контакт с профессором Варламовым (этому делу, как сказал Гитаев, тоже дали наименование: «Треф». Под словом «Треф» закодировано и имя профессора), получить исчерпывающие данные о его работах, имеющих первостепенное военное значение, и любой ценой переправить эти данные в Германию.

— Получить? — спросил Скворецкий. — Как это «получить»? Выкрасть? Похитить? Или… или сам профессор Варламов, «Треф», как вы говорите, должен был их передать? (У Кирилла Петровича перед глазами встал сейф, настежь распахнутая массивная дверца и зияющая черная пустота, хранившая тайну исчезновения расчетов.)

Малявкин пристально смотрел на майора.

— Как получить? Этого я не могу сказать. Не знаю. Гитаев мне ничего не говорил. Может, и похитить. А может… Нет, не знаю. Я в добыче документов Петра Андреевича участия не принимал.

— А Гитаев? Гитаев их добыл, документы профессора? — задал вопрос Горюнов. Было заметно, как сильно он волнуется.

— И этого не знаю. Из слов Гитаева сделать определенный вывод было трудно. Впрочем, у него вообще была странная манера говорить. Со мной, во всяком случае. Я никак не мог понять, когда он издевается надо мной, когда шутит, а когда говорит всерьез. Бывало, такое говорит — ничего не поймешь. Мне порой казалось, что у него в голове, знаете…

Малявкин поднял руку и выразительным жестом покрутил указательным пальцем возле виска.

— И все-таки, — настаивал Горюнов, — были какие-либо факты, признаки, которые позволяли бы определить, добыл Гитаев документы или нет? Неужели вы, живя бок о бок с Гитаевым, так ничего и не могли заметить, сообразить?

— Что вы от меня хотите? — с тоской сказал Малявкин. — Я же говорю: не знаю. Не знаю и не знаю, хоть на куски режьте. — Он вдруг оживился: — Да, вот что. «Сообразить»… Думаю, это важно. Так вот. В последней шифровке, которую я передавал немцам, о документах не было ни слова, ни намека.

— А если бы документы были у Гитаева? — поспешно задал вопрос Скворецкий. — Тогда как? Должны вы были в этом случае что-то указать в шифровке?

— Наверное. Думаю, Гитаев поторопился бы сообщить абверу о своем успехе. Наверняка сообщил бы. Только я такой шифровки не передавал. Значит, документов не было.

— Вы не передавали. А сам Гитаев, без вашей помощи, мог работать на рации?

— Сомнительно. Рацию он знал, но работал плохо: медленно, не четко. Как мне кажется, это была одна из причин, по которой меня с ним послали.

— Ну, допустим, послали-то вас, в первую очередь, совсем по другой причине, — усмехнулся Скворецкий. — Радист — это уж дело второстепенное в данном случае. Можете в этом не сомневаться.

— Почему второстепенное? — Малявкин даже обиделся. — Я хорошо работаю на рации…

— Не спорю, и все же не это определило вашу роль как напарника Гитаева. Варламов — вот кто был нужен абверу, а вы — посредник для проникновения Гитаева к профессору. Это же яснее ясного. Так, во всяком случае, получается из ваших же слов. Продолжим, однако. Скажите, а вы исключаете, что у Гитаева был иной путь связи с руководством абвера? Помимо вашей рации.

— Исключать, конечно, ничего нельзя, и все же я сомневаюсь, что такой путь был.

— Это почему? Вы же сами говорили, что Гитаев был с вами далеко не откровенен и во все свои дела вас не посвящал. Или это не так?

— Нет, это так. Я уже сказал, что говорю вам сейчас правду. Только правду. Но дело в том, что второй нашей задачей — и, как я понял из слов Гитаева, важнейшей — как раз и было установление утерянной связи с очень важным сотрудником абвера, находящимся в Москве, — мы должны были поступить в его распоряжение — и налаживание его связи с центром. Связи, понимаете?

— Как, как? Связь с важным сотрудником абвера? — недоверчиво спросил майор. — Здесь? В Москве? Но с кем же? С резидентом? Вы знаете находящегося тут, действующего резидента германской военной разведки?

— Знаю… Нет, не то чтобы знаю, — замялся Малявкин, — но…

— Что «но»? Кто он? Где? Чего вы раньше молчали? — рассердился Скворецкий.

Малявкин испуганно заморгал:

— Я не молчал, просто как-то не дошло до этого. Вот, рассказываю… Только кто он, где скрывается, этого я не знаю. Я же вам говорю, что Гитаев…

— Гитаев! О Гитаеве вы сообщили уже немало, — резко оборвал Малявкина майор. — Сейчас в первую очередь нас интересует резидент. Выкладывайте все, что вы о нем знаете. Где должны были его искать? Как с ним связываться? Как держать связь? Что он из себя представляет как человек хотя бы в самых общих чертах?

— Вы задали столько вопросов сразу… Попытаюсь ответить.

Из слов Малявкина получалось — так он понял Гитаева, — что резидент — крупный германский разведчик. Сам он будто бы немец, хотя родился и много лет жил в России. Его лично знал Канарис, знали и гестаповские руководители. «Страшный человек, решительный, жестокий. На все способен» — так говорил о нем Гитаев. Сам Гитаев лично его не знал, но наслышан о нем был изрядно и очень его боялся. Еще бы! Такому отправить человека на тот свет ничего не стоило. И в Москве он делал дела…

— И вы утверждаете, что Гитаеву удалось вступить в непосредственный контакт с этим резидентом, установить с ним непосредственную связь? Вы это точно знаете?

— Точно. Я же сам передавал шифровку, где Гитаев сообщал, что связь с резидентом установлена.

— Да, но ЛИЧНАЯ связь, НЕПОСРЕДСТВЕННАЯ?

— Я понял так, что речь шла именно о личной связи.

— Еще вопрос. Почему вы считаете, что у резидента связь с центром была утеряна?

— Так Гитаев говорил. Как я его понял, у резидента что-то случилось с рацией. Не то она испортилась, не то с радистом что-то стряслось. Так, во всяком случае, я понял Гитаева, хотя, повторяю, ничего конкретного он мне не говорил.

— И ничего, ровно ничего вы сказать о резиденте не можете? Даже его клички Гитаев вам не называл?

Малявкин внезапно оживился:

— Кличка? Кличку он назвал. «Зеро».

— «Зеро»… — задумчиво повторил Скворецкий. — «Зеро»? Занятная кличка. Всяко повернуть можно. Скажите, — неожиданно спросил он Малявкина, — Гитаев вам не говорил, кто этот «Зеро»? Мужчина? Ведь может быть и… женщина? «Зеро»!

Горюнов оторвался от протокола и с недоумением посмотрел на майора. Малявкин, ничего не соображая, хлопал глазами.

— Кто «Зеро»? Мужчина? Дайте подумать… А знаете, ведь Гитаев ничего определенного не говорил: резидент и резидент. И псевдоним. Все. А мужчина ли, не знаю. Псевдоним-то странный: и так и так понять можно. Да, вот еще что. Со слов Гитаева я понял, что «Зеро» этот знает Петра Андреевича. Профессора Варламова. Как — не могу сказать, не понял, но знает. Определенно знает.

Кирилл Петрович кашлянул раз, другой и задал неожиданный вопрос: