Генри Стэкпул - Остров чаек

– Ты идешь обратно в город, Мари? – спросил старик, когда они дошли до калитки.

– Да, мисси.

– Всю дорогу пешком?

– Да, мисси.

– Эх, если бы мне твою молодость и силу!…

Он взялся за ручку калитки, когда Гаспар, оглянувшись на Мари, сказал:

– Я тоже иду в Сен-Пьер. Если вы ничего не имеете против? Дорога долгая и пустынная…

– Как? – изумился старик. – Неужели вы надеетесь поспеть за носилыцицей?

Гаспар взглянул на Мари и улыбнулся, показав белые зубы. Вопрос показался ему смешным, когда он сравнил свое сильное тело с ее легкой фигуркой.

– Я попробую, – сказал он Мари, – если, конечно, вы не откажетесь от такого слабого спутника.

Был уже третий час, когда они вышли на большую, всю белую дорогу, пробегавшую среди тамариндов и полей сахарного тростника. На вершине Мон-Пеле спокойно лежало облако, единственное на всей небесной лазури. Пока они шли, сорвавшийся ветер нарушил его покой, и облако начало дымиться и подниматься струйками вверх.

Это дало им повод к разговору. Гаспар с трудом понимал, что говорила Мари на своем языке, и это служило неисчерпаемым источником для веселого смеха. Скоро они стали друзьями, и точно забыли о той притягательной силе, которая влекла их друг к другу.

На полуденной горе путники остановились, и Гаспар вспомнил слова Сегена: «Неужели вы надеетесь поспеть за носилыцицей?»

Девушка, несмотря на тяжелую ношу, шла легко и воздушно, как тень облака. Гаспар начинал уставать, но ему не хотелось сознаваться. А солнце уже склонялось к западу, наполняя долины синими тенями, и до города было еще очень далеко.

«Скорей умру, чем отстану», – говорил себе Гаспар, стараясь подбодрить себя пением. Голова у него горела, ноги болели, он дорого дал бы за возможность броситься в тень зеленых кустов у дороги. Но Мари была свежа, как в начале пути, слушала его песни, улыбалась, болтала и напевала сама, когда он умолкал.

По дороге там и сям, из расщелин скал били холодные кристальные ключи. Путники прошли гору Креста, когда решимость «лучше умереть, чем сдаться» покинула Гаспара. Около одного ключа была зеленая скамейка, прятавшаяся в гуще могучих папоротников. Высеченная из камня львиная голова струила жгут прозрачной воды. Гаспар едва держался на ногах. Увидав скамью, он опустился на нее почти без сил. Мари, взглянув на него, поняла, в каком он был состоянии. Она быстро сняла с пояса небольшую бутылочку «ратафии», – подкрепляющего напитка, который но-сильщицы всегда берут с собой, – налила маленький стаканчик и дала его Гаспару.

Целебная жидкость сразу оживила его. Тогда Мари указала рукой на лоток и попросила снять его. Он встал и помог ей. Девушка поставила лоток на землю и уселась на скамейку, рядом со своим спутником.

Гаспар сразу забыл всю свою усталость. Он вынул из кармана трубку, ту самую, которую он курил, когда Ив принес и бросил перед ним на песок крабов, набил ее и закурил.

А Мари сидела, сложив на коленях руки, и задумчиво смотрела на уходившую в даль дорогу. Она, казалось, забыла о существовании Гаспара. Когда через дорогу пробежала полевая крыса, она вздрогнула, оправила платье и спрятала под скамейку голые ноги.

– Вот он, капитан Сажес, видели?…

И повернувшись, она долго смотрела на то место, где скрылось отвратительное животное.

Гаспар успел за это время забыть о Пьере Сажесе, «Прекрасной Арлезианке» и предстоящем путешествии.

– Сажес? – повторил он. – Разве вы знаете капитана Сажеса?

Мари ничего не ответила, но невольное движение ее руки сказало достаточно красноречиво, что она о нем думала. Она поднялась и взглянула на свою тень на белой дороге и на солнце, склонявшееся к западу. Пора было идти. Гаспар с сожалением поднялся и помог ей водрузить на голову лоток.

Стало прохладней. Яркий послеполуденный свет солнца погас, и отдаленные предметы обозначились яснее.

– Вы знаете Сажеса? – спросил Гаспар, шагая рядом с Мари. – Я тоже знаю его. Мы с ним скоро отправляемся в плавание.

Она остановилась и прямо взглянула на него.

– Отправляетесь с ним в плавание? – повторила она.

– Недалеко. Я скоро вернусь.

– С ним?… Вы едете с ним?

Тревога, отразившаяся на лице Мари, поразила Гаспара. Он не знал, что капитан разорил ее отца. Он взял девушку за руку.

– Я обещал ехать с ним, но я вернусь, – сказал он.

– Ах, вы обещали?!

Солнце наполовину скрылось за горами. Верхняя половина его казалась ослепительно яркой, и точно дрожала за свою жизнь. Лиловые тени ложились на склоны гор.

Они больше не говорили, но в этот миг их жизни слились…

Гаспара разбудил на другое утро громкий разговор за дверью. Раздался стук, дверь сейчас же бесцеремонно отворили, и в комнату вошел капитан Сажес.

Было уже достаточно светло, и Гаспар заметил, что лицо капитана было встревожено. Он закрыл за собой дверь и подошел к матрацу, на котором лежал Гаспар.

– Отличная история! – начал он раздраженно. – Меня предали! Вы рассказали кому-нибудь?

– Рассказал – о чем?

– О чем же, как не о нашей экспедиции!

– Я никому не говорил ни слова.

– Правда?

– Конечно! Я сказал одному человеку, что отправляюсь с вами в плавание, но ни слова не упоминал о том, куда и зачем.

– А кому вы это сказали?

– Полю Сегену.

– Проклятие! – вскричал капитан, вскакивая со стула. – На острове только один человек носит это имя. Так вот, кто дает деньги…

Он прикусил язык, бросился на стул и уставился в пол.

Накануне вечером, Жюль, его боцман, пересказал ему циркулирующие в барах слухи о том, что мисси Сажес открыл местонахождение разбитого, наполненного сокровищами судна и отправляется туда с целью овладеть им. Молва выражала уверенность в провале предприятия, потому что туда же отправляется другая экспедиция, снаряженная гораздо богаче.

Дело в том, что Жюль был сам виновником возникновения этой сплетни. Он под большим секретом сообщил какой-то метиске о том, что в свою очередь доверил ему капитан, а ненависть к Сажесу дополнила остальное.

В действительности все существующее осталось в секрете. Но болезненно недоверчивый капитан решил, что Гаспар предал его. Сначала он сомневался в истинности неприятного известия, – Гаспар не знал в Сен-Пьере ни одного решительного человека, способного снабдить деньгами его конкурентов. Когда же Гаспар сознался, что он говорил о предстоящем плавании Сегену, капитан окончательно утвердился в своих подозрениях.

Ему оставалось только поспешить с отъездом. Расчеты с Гаспаром за мнимое предательство он отложил до возвращения.

– Ну, что же! Положим, что вы ничего не говорили Сегену. Я вам верю. Но он каким-то образом все-таки пронюхал о нашем деле и посылает туда человека!…