Юрий Гаврюченков - Кладоискатель и золото шаманов

– Значит, пойдешь второй раз на весь срок, – невозмутимо заметил следак. – К тому же одним осквернением могил твой послужной список не ограничивается. Ты уж меня-то не лечи, что чист и завязал с криминалом.

– Был в моей жизни печальный извив судьбы, не отрицаю, – с прохладцей отозвался я. – Но я оступился лишь однажды, и вы это прекрасно знаете.

– Ты все равно в жопе, любезный. – Мусор выпустил дым мне в лицо. – И тоже прекрасно это знаешь. Так что придется платить налог на раскопки, а то патриоты рассердятся.

Патриоты и в самом деле готовы были рассердиться, стоило Ласточкину бровью шевельнуть, но делать этого он покамест не собирался. Я это знал и знал, что он знает, что я знаю… Такой вот паритет, нарушать который никто из нас не был намерен.

Мы сверлили друг друга взглядами, словно проверяли, кто кого пересмотрит, и я спросил:

– Вы-то каким боком здесь, Кирилл Владимирович? Тоже патриот?

Ласточкин смутился, отвел глаза. Равняться с околополитической шпаной ему было неприятно.

– Я здесь скорее юридический консультант, – молвил он и щелчком отбросил окурок. – Ладно, ребята, поехали. Дело сделано, Илья Игоревич предупрежден. Вы ведь всё поняли, Илья Игоревич? – Он снова поднял на меня глаза. – Патриотам надо платить, если хотите безнаказанно рыться в родной земле.

– Вы теперь всех раскопщиков данью обкладываете?

– Без исключения.

– И какова цена индульгенции?

– Для тебя триста долларов в месяц. Что ты накопал, я потом посмотрю, – сообщил Ласточкин и повернулся к бойцам: – Идите в машину.

Активисты немного потоптались для солидности, но все же пошкандыбали к притулившейся под аркой черной «Волге» тридцать первой модели. Неплохо они там примостились, сразу не разглядеть.

Выждав, когда маргиналы удалятся, Ласточкин наставительно предупредил:

– Вот с ними не надо шутить. Это, – выделил он, – серьезно. Вполне вероятно, что именно они – опора будущего политического строя России. С ними лучше дружить.

– Опора, – повторил я. – Вы сами-то в это верите, Кирилл Владимирович?

В ответ на сочувственный тон Ласточкин пристально посмотрел мне в глаза. Казалось, он смотрит в самую душу. Я понял, что это момент откровения. На лице мента проступила усталость и покорность судьбе.

– С ними лучше дружить, – негромко повторил он. – Нам всем лучше. До свидания, Илья Игоревич.

Ласточкин резко отвернулся и быстро зашагал к машине.

– Прощайте, Кирилл Владимирович, – сказал я ему в спину. К новым свиданиям с ним сердце у меня не лежало.

Подвывая мотором, «Волга» скользнула мимо меня. Сдавать задом и маневрировать сидевший за рулем Алеша то ли не умел, то ли почему-то не пожелал. А может быть, хотели кому-то меня показать: я успел заметить еще одного человека, поместившегося на заднем сиденье, рядом с Ласточкиным. Наклонив голову, Кирилл Владимирович ему что-то говорил. Проводив тачку взглядом, я запомнил номер: Е676ТТ. Такой не забудешь. Тэ тэ, как много в этом звуке для сердца моего слилось!

В прихожей я поставил под вешалку криминальное ведро и направился в комнату, стаскивая по дороге влажный спортивный костюм. Удивительно, но после разговора с ментом самочувствие значительно улучшилось. Нервная встряска – замечательное средство от похмелья!

– Доброе утро, милый, – промурлыкала Маринка, высовывая нос из-под одеяла.

Я поцеловал ее и полез в шкаф, чтобы достать дежурные джинсы. Маринка не дулась после вчерашнего. Камень упал с души. Пока я облачался в чудо турецкой легкой промышленности табачного цвета, супруга успела рассмотреть меня и, вероятно, удивиться моему необычайно бодрому виду. Она ничего не знала о волшебной методике доктора Ласточкина. Лечение патриотами, несомненно, пошло мне на пользу.

– Что так смотришь? – спросил я, застегивая пуговицу.

– Нет, ничего, – с легким недоумением отозвалась жена. – Помню, какой ты вчера ввалился.

– Был хорош, – туманно заметил я.

– Тебе напиваться нельзя, – сказала Марина.

– Ладно, проехали, – отмахнулся я. – Вставай лучше, завтрак готовь.

Маринка вздохнула, однако поднялась и пошла на кухню. Я же сел за письменный стол, положил перед собой лист бумаги и ручку. В голове вертелось множество планов на сегодняшний день, которые в сложившейся ситуации требовалось осуществить с максимальной оперативностью. Во-первых, ликвидировать содержимое ведра. Целесообразнее раскидать по помойкам вдали от дома. Сделать это можно по дороге на авторынок. Во-вторых, избавиться от оружия и по возможности приобрести новое. В-третьих, заняться проработкой гольдберговского проекта в свете разговора с Ласточкиным.

Последний пункт меня малость озадачивал. Разумеется, в нашей стране все коммерсанты вынуждены иметь «крышу», даже те, кто ведет дела легально. Мне до поры до времени удавалось избегать бандюгов, но, похоже, халява кончилась. Сегодня состоялась пробивка – приехали, поняли, что надо мной никого нет, и назвали свои условия. Ласточкин, гад, разумеется, выяснил заранее всю подноготную. Не исключено, что информацию обо мне слил кто-то из моих же клиентов-коллекционеров, друзей-товарищей, бывших у Ласточкина на крючке. Что же за «Трискелион» такой? Спортивно-патриотический клуб… Словосочетание «спортивный клуб» ассоциировалось с уставленным тренажерами залом и потными качками, громыхающими железом. Нечто подобное там наверняка присутствует, иначе откуда бы взяться этим Витям-Алешам, бычкам-качкам. Это понятно. Но вот термин «патриотический»…

Я задумчиво потер переносицу. Для меня патриотическое воспитание тесно связывалось с Великой Отечественной войной и стрельбой из малокалиберной винтовки на уроках НВП. В школе я долгое время был председателем военно-патриотического сектора и даже имел ключ от комнаты Боевой славы, где на усыпанных песком стеллажах экспонировались пустые ржавые летучки, пулеметные ленты, диски, стволы и каски, большей частью откопанные мною на Невском пятаке и Синявинских высотах. В комнате наш сектор проводил экскурсии по всяким милитаристским праздникам, а то и вовсе в будние дни вместо урока истории. Такой был в мои годы патриотизм. А что означает это слово теперь? Да и какой именно патриотизм: приверженность идеалам коммунизма, монархизма, империализма? «Трискелион»… Вот названьице. В нем проглядывают идеалы Третьего рейха. Я почему-то привык, что скинхеды – это подростки, которые от безделья ошиваются по футбольным матчам и при удобном случае не прочь разбить морду лица кавказской национальности. Так оно и было когда-то, а теперь ребятки подросли. Взрослые почти люди. Общественное движение создали. Они там что-то о России говорили, но индуистский значок можно при большом желании увязать и с языческими культами Древней Руси, да и православный крест может запросто изогнуться свастикой, в данном случае – трискелионом. Так что, вперед, в прошлое, качая железо?