Андрей Салов - Семь смертей Лешего

Но он подавил секундное колебание, недостойное советского офицера, и отдал команду двигаться вперед, за белесую преграду, за которую шагнул беглый заключенный Халявин, знаток таежных лесов. Наверняка он знал не меньше, а то и побольше сказаний о гиблом месте, скрывающемся за белесой пеленой. И не смотря на это, сделал выбор, предпочтя опасности сокрытые за запретной чертой, реальным опасностям мира. Но когда капитан Шалмин, подойдя вплотную к границе феномена, обернулся к бойцам, чтобы подбодрить их, то обнаружил, что стоит в одиночестве у запретной черты. Его ветераны с понуро опущенными головами застыли там, где застал их приказ о выдвижении.

Солдаты, до этого четко выполнявшие команды, проигнорировали приказ. И сделали они это вовсе не оттого, что им вдруг стало наплевать на дисциплину и воинский устав. Причиной побудившей их нарушить приказ стал страх, ужас, поселившийся в их глазах, при виде природной аномалии. Тогда он не придал этому значения и только сейчас, оказавшись в одиночестве перед запретной чертой, он понял, насколько глубоко пустили корни суеверия в темные умы солдат. И он ничего не мог с этим поделать. И никакие приказы не были в состоянии повлиять на этих упертых мужиков.

Они до жути боялись неведомого, что могло находиться за белесой преградой. Того, чего никто не видел, но о чем ходили жуткие, леденящие кровь истории. И некому было подтвердить, или опровергнуть гуляющие по округе слухи об аномальной зоне. Не было желающих на собственной шкуре проверить правдивость этих историй. Одно было известно доподлинно, люди, по какой-либо причине оказавшиеся за запретной чертой, исчезали безвозвратно, лишь изредка возвращаясь обратно. Вернувшиеся из аномальной зоны люди, переставали быть таковыми, их связи с реальным миром полностью утрачивались. Их разум спал, не выдержав контакта с неведомым. Таким несчастным предстояла дорога в одну из клиник, специализирующихся на лечении душевных болезней. Но и там они задерживались ненадолго. Современная медицина была не в состоянии излечить неведомый недуг. Люди тихо угасали спустя несколько месяцев, умирая в оглушительной тишине белых, больничных стен.

И каждое новое исчезновение людей, еще более сгущали краски вокруг гиблого места, ни на йоту не продвигаясь в деле расследования загадки природного феномена. Он более не привлекал внимания ученой братии, первоначально с азартом накинувшейся на него. С превеликим энтузиазмом принялись они изучать сие природное явление, в гордыне своей, стремясь разгадать тайну природы, оставить след в истории науки, прославить собственные имена.

Но спустя пару месяцев с начала изучения феномена, энтузиазм заметно поостыл, а после того, как внутри аномалии одна за другой сгинуло несколько научных экспедиций, тщательно оснащенных и экипированных, остатки былого энтузиазма окончательно улетучились. На очередную, неизвестно какую по счету экспедицию, просто не удалось найти желающих. Риск вещь оправданная, но лишь в разумных пределах. А когда он становится гарантированным самоубийством, желающих пойти на подобный риск, не находится.

Ученые, покрутившись поблизости еще с пару месяцев, ожидая неведомо чего, отбыли в столицу. Не солоно хлебавши, истратив кучу народных денег и потеряв множество людей. И теперь ни о славе и научных достижениях приходилось думать, а о том, как сберечь собственную задницу при «разборе полетов». Как списать немалые деньги и людские потери и при этом остаться среди людей, а не существ лишенных имени, облаченных в телогрейки, с неизменным номерком на груди.

Какова была их дальнейшая судьба, никто не знал. Одно доподлинно известно, с тех пор ни одна ученая морда не совала свой нос в эти глухие места. Ни в газетах, ни на телевидении, ни словом, ни намеком не говорилось об экспедиции к таежному феномену. Наука хранила упорное молчание об аномалии оказавшейся ей не по зубам. Все материалы, дневники и рабочие записи, все, что касалось этой темы, было засекречено и отправлено в архив. С участников этих событий была взята подписка о пожизненном неразглашении, в случае нарушения которой, человека ожидали крупные неприятности. Настолько большие, что даже исчезновение в загадочной аномалии, ничто по сравнению с ними.

И люди молчали, ни словом не распространяясь о результатах более чем полугодовой работы. Но если официальная наука и хранила упорное молчание по поводу аномалии, то местным жителям, всю жизнь прожившим по соседству с феноменом и знавшим о нем не понаслышке, заткнуть рот были не в состоянии никакие правительственные директивы. По округе о гиблом месте гуляли бесчисленные россказни и легенды, где уже невозможно было понять, где, правда, а где вымысел, настолько причудливо переплелись они между собой. Одно было известно точно, пересекать границу аномалии не стоило ни в коем случае, если только жизни не грозила смертельная опасность. Но даже и тогда, пересечение запретной черты было самоубийством.

И если капитан Шалмин, горожанин от рождения, проживший всю жизнь в городе, скептически относился к подобного рода россказням, и прочим перлам народного творчества, то о других этого сказать было нельзя. Ему, волею высокого начальства назначенному служить в таежную глухомань трудно, а порой просто невозможно было понять уроженцев здешних мест, что словно малые дети, верили во все эти суеверия. Верили они и в россказни об аномалии, в истории, впитанные с молоком матери. И в этой вере их невозможно было переубедить.

Другого, от здешних дремучих мужиков, трудно было ожидать и с этим приходилось мириться. Городских парней, облаченных в военную форму, было невозможно заманить на службу в эти дремучие места. Не прельщало их и высокое денежное довольствие. Они предпочитали служить за гораздо меньшие деньги, но зато дома, в кругу семьи, наслаждаясь всеми благами цивилизации, услугами и развлечениями большого города. Не прельщала их и увеличенная выслуга лет, а значит досрочная пенсия, не привлекали и льготы, щедро раздаваемые советской властью. Не смотря на все ухищрения властей, желающих по доброй воле гробить жизнь в дремучих лесах, в местах, лишенных элементарных благ цивилизации, не находилось. И поэтому приходилось довольствоваться тем, что есть на местах.

Испокон веков, возле тюрем ютились деревеньки, что кормились от подобного соседства, поставляя служивые кадры для исправительного учреждения. Точно также обстояли дела и с казенным заведением, которым руководил отличник боевой и политической подготовки, жополюб, капитан Шалмин Максим Олегович. И двое пожилых бойцов оставшихся с ним, прекрасных охотников, отлично разбирающихся в следах, которые и без собак вышли на след беглеца, были уроженцами села, расположенного вблизи тюремных стен.