Андрей Салов - Семь смертей Лешего

Им с рождения было написано на роду служить здесь, в охране, как это делали их отцы и деды, служа здесь при любой власти. Их удел, - караулить преступников, людей преступивших закон, которых всегда в достатке при любом правительстве. Здесь же, при тюрьме, работали их жены, матери, сестры, из числа тех кто попроворнее, и успел пристроиться в казенное учреждение на государственное жалованье.

Тем, кто оказался менее расторопным, оставалось жить охотой, сбором даров леса, да садом-огородом. А земельные владения у сельчан в здешних дремучих местах, были огромными. Никто их особенно и не отмерял. Каждый брал себе столько земли, сколько был в состоянии обработать собственными силами, и силами домочадцев. И трудились они не то, что неженки-горожане, привыкшие отлеживать бока перед экранами телевизоров. Да разве что на выходные съездить в сад, чтобы покопаться в земле часок-другой. А многие ездили в сад даже не для этого. Посидеть с друзьями на природе, попить водочки, попариться в баньке, просто отдохнуть.

Сельские мужики и бабы, были другими. Словно сделанные из другого теста, из муки более грубого помола. И вкалывали они, особенно летом, от восхода солнца и до заката, стремясь обработать свое, довольно приличное дворовое хозяйство. Мычащую, кудахтающую и хрюкающую живность, в изобилии водившуюся на каждом подворье. А также огромные наделы земли, засаженные пшеницей, горохом, ячменем, свеклой, картофелем, капустой, луком и еще много чем полезным, что сгодится и для собственного употребления, и на продажу.

Наличие по соседству огромного заведения, с приличным штатом охраны и обслуживающего персонала, с многотысячным контингентом зэков, нуждающегося в продуктах питания и обладающего достаточным количеством средств, избавляло сельчан от излишних хлопот. Не было у них головной боли по поводу реализации урожая, всегда отменного. Все собранное в личных хозяйствах, все продуктовые излишки, будь то зерно, капуста, или картофель, скупала тюрьма, сполна расплачиваясь с сельчанами. Мясо, в изобилии взращиваемое на личных подворьях, уходило также без проблем, для тюремных столовых.

Не нужно ехать в город, толкаться на рынке, уплачивать бесчисленные пошлины, терпя бесконечные придирки от множества проверяющих и контролирующих инстанций, смысл существования которых заключается не в заботе о здоровье обычных граждан, а в том, чтобы содрать с торговцев денежку, для пополнения собственного кармана. И неизвестно, удастся ли там реализовать весь урожай, не придется ли его тащить обратно, в лесную глушь, или отдавать базарному перекупщику, по бросовой цене.

И не беда, что тюремное начальство выплачивает им меньшую сумму, чем они могли заработать при удачном стечении обстоятельств на рынке, зато они избавлены от хлопот и волнений, связанных с реализацией урожая. Им и оставалось, что только собрать урожай, и, погрузив на телеги, доставить прямиком в тюремную интендантскую службу. Там их всегда с нетерпением ожидает чернявый, усатый и пронырливый завхоз. Все взвесить, поругаться для приличия с прижимистым хозяйственником, содрать лишнюю десятку сверх ранее оговоренной суммы, вот, пожалуй, и все хлопоты.

И наплевать на то, что уж больно хитра и плутовата рожа тюремного завхоза, что он довольно скалится, рассчитавшись с очередным деревенским поставщиком, посмеиваясь в усы. Наверняка лукавит шельмец при расчетах, занижает цену против указанной, на которую выделены казенные средства, кладет полученную разницу в свой карман. Ну, может быть, отсчитав немного деньжат главному тюремному начальнику, который наверняка получал свою долю не только от завхоза, но и от иных начальников складов, отвечающих за жизнеобеспечение многотысячного, специфического контингента.

В итоге все довольны. Сельчане, получившие за урожай звонкую монету, завхоз, поимевший неплохую разницу в свой карман, и начальник, отхвативший очередной жирный кусок от казенного пирога.

Сельчанам, после уборки и сдачи урожая, оставалось полеживать на печи, греть кости и предаваться праздному безделью. Да еще таращиться целыми днями в экран телевизора, на который раньше, времени не было. Когда же подобное времяпрепровождение наскучивало, сельские мужики выходили в лес, на охоту. Не добычи и пропитания ради, а из-за спортивного интереса.

И уж они-то знали о том, что аномальная зона не выдумка, а самый что ни на есть реальный факт, который они наблюдали воочию, рискнув углубиться далеко в лес, на расстояние многодневного перехода. Раз существует запретная зона, значит, имеют право на существование и истории, связанные с ней. Что в них, правда, а что вымысел, никто особенно не доискивался. Не было желающих на собственной шкуре проверить правдивость историй, связанных с гиблым местом.

И потому напрасны были угрозы, расточаемые взбешенным неповиновением капитаном. Напрасно он орал, размахивая пистолетом перед их лицами, грозясь то пристрелить их как собак за отказ подчиниться приказу, то, угрожая отдать под суд военного трибунала за неповиновение. Испытанные ветераны застыли с угрюмыми лицами по стойке смирно перед взбешенным начальством, не рискуя заглянуть в кипящие от ярости глаза. Они были готовы понести, любое наказание по возвращению домой, но ничто не могло заставить их нарушить внутренний запрет, впитанный с детства страх перед аномальной зоной.

Поорав минут 15, но, так и не добившись желаемого эффекта, капитан Шалмин в сердцах плюнул, махнув рукой на застывших, как истуканы, бойцов. Сказать по правде, в душе он был даже рад тому, что они ослушались приказа, избавив его от посещения странного места, которое ему, хоть он и не был суеверным, очень не нравилось. Поорав для приличия, дав понять, кто здесь начальник, Шалмин задумался о дальнейших действиях.

Возвращаться домой с пустыми руками, прямо в объятия примчавшейся расследовать ЧП государственной комиссии, не улыбалось. Исход комиссии был предсказуем и не сулил для него лично, ничего хорошего и раньше, когда он имел в пассиве сбежавшего зэка, и двух убитых охранников. В настоящее время пассив еще больше увеличился. Теперь, взамен двух убитых охранников, он имел как минимум 4, а то и все 5, да вдобавок окончательно ушедшего от них беглеца.

При подобном, весьма неблагоприятном для него раскладе, не стоило, и помышлять о возвращении обратно. Оно, это самое возвращение, возможно только в том случае, если они доставят на базу тело беглого преступника, а еще лучше, если его доставят живьем. Только в этом случае капитан Шалмин мог надеяться на снисхождение, в расследовании ЧП, наделавшего шуму не только в округе, но и выйдя далеко за его пределы. Только доставив беглеца обратно, он мог рассчитывать на то, что дело, возбужденное против него приезжей комиссией, закончится более-менее благополучно.