Андрей Салов - Семь смертей Лешего

Там не было ничего, кроме расставленных вдоль стен лавок, на которые надлежало приземлиться для переодевания. На выходе из этого, невесть какого по счету помещения, лениво курил, безразлично глядя на одевающихся, солдат. Усталость и отрешенность сквозили в его взгляде, словно он прожил не одну тысячу лет, и все интересное в жизни, было уже позади.

Больше никуда не гнали, из чего был сделан вывод, что сие помещение является последним. Там они провели около часа, надевая полученное обмундирование, смеясь друг над другом. Настолько комично выглядели они, лысые и лопоухие в форме, которая явно была не по размеру, кому-то маловата, а для кого-то и велика. Эти недостатки им надлежало устранить чуточку позже, в казарме, куда их и доставил один из прапорщиков.

Это был даже не учебный пункт, а карантин, где учили азам всего, что их ждет на службе. Основное это дисциплина, умение выполнять приказы не раздумывая, и как можно быстрее. В карантине учили быть солдатами внешне, и внутренне. Чтобы ко времени торжественного принятия присяги на верность служению Родине, они не выглядели стадом баранов, а представляли собой некое подобие подразделения.

Жизнь в карантине текла с запланированной скоростью, в заданном направлении. Политическая подготовка, строевая, физическая и все это с утра и до позднего вечера, с перерывами на завтрак, обед и ужин, с ежевечерним просмотром программы «Время» и часом личного времени, когда тебя никто не строит, не заставляет что-то делать. Когда ты волен делать все, что хочется, в пределах дозволенного. В этот час набегавшиеся за день салаги, собравшиеся в ленинской комнате усердно скрипели ручками, спеша отправить домой очередную весточку о своей героической службе.

Поначалу и Лешка кинулся вместе со всеми строчить письмо на Родину, но вскоре остыл. Ведь писать-то ему было некому, не с кем поделиться ни горем, ни радостью. Умерла мать, бабка и дед, сгинул без вести отец, пропав в зыбком и зловещем мареве таежной аномалии. Лешкины друзья затерялись еще на призывном пункте районного центра, и где они служат, он не знал. Поэтому, пока его товарищи по службе усердно корпели над письмами, Лешка в тишине ленинской комнаты листал газеты, которых имелось множество подшивок.

Лешка не старался к кому-нибудь привязываться и заводить друзей. Он был прекрасно осведомлен о том, что и эти друзья-товарищи вскоре затеряются, многих он уже никогда не увидит. В первый же день пребывания в карантине, замполит учебной роты объявил о том, что так называемый карантин, продлится ровно 10 суток. По его окончании их ждет присяга на верность служения Родине и отправка в многочисленные учебки, где им надлежало провести по полгода, чтобы стать специалистами в своем деле и получить знаки различия младших командиров.

В бесконечной учебе и муштре означенные 10 суток, пролетели словно миг. Вскоре все осталось позади, и учебная застава с присущей только ей дуростью, и торжественное стояние на плацу с автоматом в руках, и зачитывание красивой бумажки со словами клятвы в верности советской Родине. «И пусть постигнет меня презрение товарищей, если я нарушу слова клятвы», - так заканчивались слова присяги, по которой им надлежало жить ближайшие два года.

Но сперва его ожидала сержантская школа, где надлежало провести первую четверть отмеренного срока, а это целых шесть месяцев. Ему, в отличие от большинства, ехать, никуда не пришлось. Учиться надлежало здесь, в Пржевальском пограничном отряде, входящем в состав Краснознаменного Восточного Пограничного Округа.

Спустя пару часов после торжественного принесения присяги, началась для него, и новых товарищей, в большинстве прибывших из других отрядов КВПО, совсем другая жизнь. Время проведенное в карантине, тогдашняя муштра и дурь показались детской шалостью в сравнении с тем, что они имели сейчас. Гоняли их так, словно поставили цель не подготовить младших командиров, а извести под корень. Хотя было тяжело, порой невыносимо, когда хотелось орать от злобы, обиды на весь мир, невыносимой усталости, парни терпели. Закаляли характер, с каждым прожитым днем приближая маячащий где-то вдалеке день, когда закончатся их многомесячные мытарства, и они получат сержантские лычки на погоны.

Все когда-нибудь заканчивается, даже казавшийся бесконечным кошмар. Когда все оказывается позади, и ты пребываешь в новой реальности, становится казаться, что так было всегда, и не было никакого кошмара, лишь страшный сон. Промчались месяцы и вслед за первыми снежинками, упавшими на землю, чтобы украсить белоснежным ковром, на Лешкины погоны легли сержантские лычки, чтобы золотым блеском украсить скромное, зеленое сукно погон.

Выпускные экзамены остались позади в таком далеком прошлом, что и вспоминать об этом не хотелось. Лешка, всегда отличавшийся прилежностью и упорством, преуспел и здесь. И хотя было тяжело, старался делать все точно так, как того требовали от курсантов наставники. Лешка был сельским парнем, не избалованным бездельем и праздностью городской жизни, с детства привычный к физическим нагрузкам. В этом отношении ему было гораздо легче преодолевать нагрузки, по сравнению с парнями, оказавшимися в этом дурдоме прямиком из города. Когда становилось невыносимо тяжело, и хотелось бросить все и послать всех к чертовой матери, он бросал взгляд на товарищей по несчастью. И по глазам окружающих явственно читал, что им не лучше, даже еще тяжелее и горше.

И он продолжали ползти, или бежать, в зависимости от полученной вводной. Стиснув зубы, Лешка устремлялся вперед, увлекая за собой остальных. Он никогда не был слабаком дома, не собирался становиться и здесь. Покинуть сержантскую школу, расписаться в немощи он не мог. Он обязан был закончить ее, преодолев все трудности. Это он наглядно продемонстрировал на экзаменах, где не было ему равных ни в стрельбе, ни в беге, ни в ориентировании на местности.

Парню, с детства обученному бродить с ружьем по таежным дебрям, подобные дисциплины были раз плюнуть. Сложнее было другое, нудная зубрежка воинского устава, бестолковой книжонки, что едва ли когда ему пригодится, но без знания которой, аттестационных испытаний не преодолеть. Но, когда нужно, Лешка становился на редкость упрямым. Не все предметы в школе, которую он с блеском закончил, давались ему одинаково легко. Не все он понимал, но то, что не мог понять умом, брал зубрежкой.

Точно также обстояло и с воинским уставом, которого он не понимал, но основные положения выучил наизусть. Итоговые испытания Лешка выдержал на отлично. В знак высокой оценки за продемонстрированные знания и навыки, он получил не две лычки на погоны, как большинство его товарищей, а сразу три, став по окончании курсов сержантом.