Андрей Салов - Семь смертей Лешего

И вновь граница пуста, и охраняет ее всего один солдат, часовой заставы. И бродит, как неприкаянный, туда-сюда, в ожидании рассвета, когда можно будет покинуть надоевшие от бесконечного хождения пределы, и забраться в наблюдательную будку, где и просидеть до окончания наряда, наблюдая за бродящими в паре десятков метров, архарами.

Эти горные козлы, летом лишь изредка мелькающие где-нибудь на горной круче, осторожные и пугливые, зимой теряли чувство страха. Они спускались с горных вершин едва ли не к самому подножию и бродили стадами в нескольких десятках метров от заставы. До поры, до времени, их близкое присутствие терпели и не устраивали по отношению к ним карательных акций. Но время шло и отношение к мохнатым соседям, менялось кардинальным образом.

Это только здесь, на пограничной заставе не было снега. Километров за 200 отсюда, там, где располагаются крутые перевалы, которые нужно преодолеть, чтобы попасть из равнинной Киргизии в горную ее часть, можно увидеть совершенно иную картину. Перевалы покрыты толстым слоем снега, который будет лежать до весны, являясь непреодолимым препятствием для машин, дерзнувших зимой, штурмовать горные кручи. Несколько месяцев перевалы будут непроходимы, и если бы не вмешательство снегоуборочной техники районной администрации, снег в горах пролежал бы до лета. Этого нельзя было допустить, иначе помрут с голода, лишенные самого необходимого не только пограничные заставы, но и редкие киргизские селения, расположенные в горной местности.

Вся надежда зимой на «вертушки», но они, за редким исключением, не занимались доставкой продуктов. Они могли забрать с заставы раненого, или очередную партию дембелей, срок службы которых подошел к концу. Машины зимой не ходят, на «вертушки» в плане продуктов рассчитывать не приходилось. Да и вообще зимой на них, не стоило полагаться. Они летают в это время года не чаще одного, двух раз в месяц, остальное время нелетная погода.

Вот тогда-то офицеры, и солдаты, несущие службу на затерянной высоко в Тянь-Шаньских горах заставе, начинали по-другому смотреть на бродящих поблизости, рыжих и рогатых тварей. И однажды утром случалось то, что рано, или поздно, но обязательно должно было произойти. И плевать на кучу законов, что понапридумывали умные головы по данному поводу. Голод не тетка, и поэтому законы пусть отдыхают, впадают на зиму в спячку.

И выходит утром из помещения заставы здешний главный начальник, сжимая в руках пулемет, выискивает глазами ближайшее к заставе стадо архаров. А затем следует длинная пулеметная очередь, в центр пасущегося стада. И разбегается в панике, напуганное грохотом выстрелов, свистом пуль, стадо. Долго еще плюется пулемет им вдогонку свинцовой смертью, внося в рыжее сообщество, еще большее опустошение. В лучшем случае, только половине пожирателей жухлой травы, удавалось подобру-поздорову унести ноги. Но и из числа тех, кому удалось выжить, не всем суждено было дожить до следующей зимы. Кое-кого укусила свинцовая муха, которая будет грызть, и жечь зверя изнутри, пока он не ослабнет, и не протянет ноги. Или не станет жертвой хищника, который легко справится с ослабевшим козлом.

В ущельях у подножия гор бродили волчьи стаи в поисках добычи. Запах свежей крови мог погнать их в горы, хотя обычно они предпочитают искать добычу не так высоко. По вершинам скалистых гор крались, выслеживая козлов снежные барсы, сильные и красивые хищники, оказавшиеся на грани полного исчезновения, и занесенные в красную книгу. А высоко над горами, парили орланы. И хотя со здоровым и взрослым козлом пернатый хищник не справится, совладать с молодым козленком, или раненым козлом, он в состоянии. Лишь малая часть из числа тех, кого зацепила шальная пуля, смогут оправиться и выжить, чтобы следующей зимой, вновь вернуться сюда.

Смертельно раненые звери даже не пытались спасаться бегством. Они просто лежали на залитых кровью склонах горы, слабо подергивая конечностями, бессмысленно таращась в пустоту подернутыми мутной пеленой приближающейся смерти глазами. Они, вкупе с теми, для кого жизнь уже закончилась, должны послужить пищей для солдат и офицеров, а также собак, несущих наравне с людьми, нелегкую службу по охране государственной границы.

Следом за пулеметной очередью, сержанты гурьбой мчались в гору, за мясом. Некоторые туши, несогласные с уготованной им участью, пытались брыкаться, жалобно при этом блея. Но попытки сопротивляться, или разжалобить бойцов, пресекались ударом ножа в горло. И в этом кровавом деле, Лешка превзошел всех. Парень он был деревенский и до армии, перерезал глотку не одной свинье. Что касается более мелкой, такой как кролики, или куры живности, ее он истребил немерено.

Завершив дело, сержанты перетаскивали окровавленные туши на заставу, где они сортировались и разделывались. Лучшие куски на кухню, в распоряжении повара. Требуха и мясо, что похуже, на питомник, на корм собакам, несшим службу на заставе. Их служба была бессрочной и на их собачьем веку, поменялось не одно солдатское поколение. А сколько их еще будет впереди, одному собачьему богу известно. То, что не было нужно ни на солдатской кухне, ни на собачьей, в срочном порядке доставлялось в котельную, для немедленного уничтожения. И бросались останки рыжих тварей в печь, где они превращались в пепел, скрывая следы преступления.

Добытого мяса хватало на месяц-другой, затем история повторялась вновь и так до тех пор, пока перевалы не открывались, не становились проходимыми для машин, что привезут на заставу необходимые припасы, мясо и иные продукты.

Чтобы хоть как-то разнообразить меню бойцов, погрязших в козлятине в зимнее время, находили смерть и несколько свиней. А свинья, это не просто мясо, но также и сало, без которого не могла существовать солдатская братия. Зимой сало являлось главным украшением солдатского стола. Закончившееся сало служило сигналом начальству, что пора прирезать, или пристрелить, очередного его носителя.

Насчет кормежки на заставе был полный порядок. Она не шла ни в какое сравнение с тем, чем потчевали солдат в отряде. Прижившись на заставе, Лешка порой поражался тому, как он находил в свое время питание в отрядной столовой, сносным. С тех пор, как он начал служить на заставе, ему доводилось несколько раз спускаться с гор в отряд. Его попытки отобедать в солдатской столовой, заканчивались провалом. Повторных попыток он более не предпринимал. Питался Лешка, как и другие солдаты, прибывшие с застав, отвыкшие от отрядного убожества, исключительно в гарнизонном кафе. Где не было столь любимых Халявиным пельменей, да и сало встречалось не часто, но зато в изобилии было печенья, газированных напитков, соков и колбасы.