Андрей Салов - Семь смертей Лешего

В бутылках, разбросанных повсюду, вожделенной влаги оказалось вдвое больше обычного. Ему, счастливому обладателю почти полной бутылки водки, можно было махнуть рукой на опивки. Но не такой человек Карл Маркс, жизнь приучила его к бережливости. Он никогда не выльет на землю, ни единой капли драгоценной жидкости. Он искренне верил в то, что пренебреги чем-нибудь сейчас, в будущем судьба накажет его, и он испытает нужду в том, от чего так опрометчиво отказался. К тому же, выпивки никогда не бывает много. Что не сможет осилить сейчас, употребит вечером, в компании приятелей маргиналов, обитающих по соседству.

Перелив содержимое бутылок, он нацедил почти полный стакан «паленки», и потянулся к лежащему на лавке надкушенному чебуреку. На мгновение подумал о том, что неплохо бы сейчас встретить хорошего человека, распить на пару это великолепие, и поговорить за жизнь, пока не началась горячая дневная пора. Вот только где взять, этого хорошего человека? Для обычных людей он бомж, ничтожество, называющееся человеком по ошибке, в силу некоего физиологического сходства. Они не замечают его существования, а когда снисходят до того, чтобы лицезреть заросшую и несвежую личность, с презрительной гримасой отводят взгляд. Всем своим видом демонстрируя, что он не вызывает у них иных чувств, кроме рвотного рефлекса.

Собратья по несчастью, каждый на своем участке, никому и в голову не придет навестить соседа в неурочное время без крайней надобности. Они встречаются и общаются только вечером, когда собранная стеклотара обменена на выпивку и съестное, необходимое для завершения прожитого дня.

Разочарованно вздохнув, Карл Маркс взял с лавки надкушенный чебурек и поднес ко рту стакан с водкой. И только собрался влить в себя полстакана обжигающей горло жидкости, и закусить чебуреком, в кустах, ведущих к лавке, произошло движение. Это могло означать возвращение человека из пировавшей несколько минут назад компании, вспомнившего об оставленной на лавке бутылке. Это мог быть и чужак. Еще не битый, и не знающий царящих на призаводской площади порядков.

Как уходила компания и в каком состоянии, он видел. О возвращении кого-нибудь не могло быть и речи, поэтому эта версия умерла, едва успев родиться. Оставалась единственно возможная версия о появлении чужака, вторгнувшегося в его владения. Опыт общения с чужаками Маркс имел немалый. Порожних бутылок, могущих послужить в качестве оружия, если слова убеждения не дойдут до чужака, было хоть отбавляй. Если с их помощью прогнать наглеца не удастся, придется бежать за подмогой, и совместными усилиями прогонять наглеца.

Но это потом, а пока можно просто поговорить, тем более что Карлу Марксу так не хватало общения. И пусть это не ожидаемый хороший человек, а чужак, но все же. Стакан, поднесенный ко рту замер в ожидании, а глаза бомжа уставились в направлении источника шума. Первое мнение о человеке, самое правильное, возможно, не стоит и разговоров заводить, а сразу хватать бутылку и гнать наглеца прочь.

Когда незнакомец явился взору местного маргинала по прозвищу Карл Маркс, ему осталось только удивляться, и чесать в затылке при виде утреннего визитера. Им оказался Леший, один из работяг, который в отличие от большинства людей, не чурался общения с бомжом. Частенько они беседовали с ним за жизнь. Леший угощал сигаретами, делился пивом, иногда даже покупал его для бомжа. Леший подходил на роль того, кого Маркс мог назвать хорошим человеком, даже с учетом того, что тот не принадлежал к миру отверженных.

При его появлении у Маркса отпала необходимость хвататься за бутылку, и бросаться на чужака, дерзнувшего вторгнуться в его владения. Он искренне был рад этому мужику, которого не видел уже давно, и даже подумывал о том, не случилось ли с ним чего. Живой и невредимый, он стоял всего в паре шагов, вопросительно поглядывая то на Маркса, то на стакан в его руке, то на стопку недоеденных чебуреков. В глазах пришельца читался вопрос, и не нужно было быть большим знатоком человеческих душ, чтобы его прочесть.

Представший перед Марксом человек хотел, есть и пить. И выглядел он неважно, мягко сказано. Скорее отвратительно, гораздо хуже, чем завсегдатай улиц, Карл Маркс. Одежда была измята и грязна, лицо заросло щетиной недельной давности, от него дурно пахло, а в глазах горел лихорадочный блеск. На его руках и на лице, на тех участках тела, что мог лицезреть Карл Маркс, не было живого места. Видимая часть тела, представляла собой один сплошной, с ядовито-желтым отливом, синяк.

За время, что они не виделись, Леший сильно изменился. Из упитанного мужика пышущего здоровьем, превратился в худую развалину, с трудом передвигающую ноги. И недавние побои, закономерный итог жизни, которую он вел последнее время. Он был изможден и опустошен. И теперь он стоял перед ним, не сводя глаз с рук, держащих выпивку и закуску. Судя по лихорадочному блеску глаз, он давно не видел ни того, ни другого.

Заказанный Марксом хороший человек объявился и, хотя выглядел далеко не лучшим образом, и от него прошлого, осталась лишь бледная тень, но это был именно он. Карл Маркс протянул навстречу гостю выпивку и закуску, взглядом давая добро.

Осторожно, словно боясь обжечься, Леший взял протянутое угощение, отпил половину стакана, ополовинил чебурек, и возвратил хозяину. Маркс допил остатки водки, зажевал чебуреком, и вновь до краев наполнил стакан, подхватив с лавочки надкусанный чебурек.

После того, как они выпили по второй, Леший заговорил, поведал Марксу историю своей жизни. По крайней мере, в последней ее части, длинною несколько месяцев, когда все пошло наперекосяк, и привычная жизнь полетела к чертям собачьим, бросив его на самое дно, оставив подыхать в кустах заброшенной лесопосадки. О том, как он оттуда выбрался, как куда-то брел, бесконечно меняя трамваи, откуда его изгоняли взашей. Как, в конце концов, оказался здесь, ни о чем не думая, и ни на что не надеясь.

Его сбивчивую речь Маркс выслушал не перебивая, давая человеку излить душу. И лишь когда Леший смолк, Маркс вылил в стакан остатки водки, по-братски разделив ее с человеком, попавшим в переплет. Окажись на пути Лешего не Маркс с угощением, а веревка и сук покрепче, качалось бы на дереве горемычное тело, распростившееся с миром.

Когда водка была выпита, а чебуреки съедены, Маркс заговорил. Не стал утешать Лешего, жалеть, это было ни к чему. Обещал помочь в меру сил, чтобы, оказавшись на самом дне, Леший остался человеком, а хорошим, или плохим, пусть решает сам. На вечер Маркс назначил Лешему встречу, посоветовав побродить поблизости, чтобы успеть к назначенному часу, но не раньше, чтобы он успел переговорить с остальными членами стаи, от переговоров с которыми зависела его дальнейшая жизнь.