Андрей Салов - Семь смертей Лешего

Лешиев спрятал руки под одеяло. Выдохнув воздух, разглядывая появившийся в воздухе пар, помещик недовольно поморщился. Вставать с постели расхотелось, поскольку ему предстояло пережить несколько не совсем приятных минут. Связанных с необходимостью покинуть теплую постель и начать одеваться, окунувшись в комнатную стужу, где температура не намного превышала нулевую отметку.

Из холода, царящего в спальной помещика, можно было сделать один вывод. Дворовый человек Кузьма, приставленный барином в холодное время года к присмотру за печами имения, которому по долгу службы надлежало бодрствовать ночью, вновь небрежно отнесся к своим обязанностям. Хотя по ночам служба у Кузьмы была не особо обременительной, поскольку на его попечении находилась только барская спальня.

Возможно, именно малая толика работы и подводила дворового человека Кузьму. Не нужно бродить по дому и поддерживать огонь в нескольких очагах. Достаточно было топить всего одну печь, а в свободное время можно слегка вздремнуть, благо следить за ночными бдениями Кузьмы некому. Барин, уснув, спит, как убитый, и не имеет привычки вскакивать по ночам и шляться по дому. В отличие от его маленьких стервецов, только и поджидающих момента, чтобы подшутить над стариком Кузьмой, и поставить его в дурацкое положение. С ними нужно держать ухо востро, по крайней мере, до полуночи, пока сорванцам не надоест караулить его, чтобы устроить какую-нибудь каверзу. Но и после того, как чертенята угомонятся, не стоило особенно пренебрегать обязанностями истопника, опять же из-за угрозы со стороны барчуков, просыпающихся при малейшем похолодании.

Помещик Лешиев спал, укутавшись с головой, подоткнув под себя концы одеяла, чтобы не дать ни малейшего шанса морозному воздуху добраться до сонного тела. И поэтому он просто не в состоянии заметить не только снижения температуры в спальне, но даже резкого похолодания, если Кузьма, не справившись с дремотой, засыпал на посту. Проступок Кузьмы замечался им только утром, когда, проснувшись и выбравшись из-под одеяла, он понимал, что вставать сейчас с постели все равно, что выскользнуть в неглиже во двор, в холод осеннего утра. И тогда следовал неизменный разнос истопника в хвост и гриву. В наказание за проступок, Кузьма лишался чарки вина, вручаемой ему поутру за безупречное несение ночной службы.

С барчуками подобный фокус не проходил. И молодой барин, и барыня, спали, раскидав одеяла, и малейшее понижение температуры чувствовали кожей. Стоило температуре в спальне понизиться на несколько градусов, как они просыпались, и делали все, чтобы ближайшие несколько дней Кузьма глаз прикрыть боялся, опасаясь подвоха со стороны падких на гадости барчуков. Вдобавок к тому, что они делали какую-нибудь пакость дворовому человеку Кузьме, после которой он несколько ночей кряду не смел глаз сомкнуть, они еще и жаловались отцу.

Барин устраивал обычную процедуру наказания, состоящую из двух частей. Кузьма к частям, из которых состояло наказание, относился по-разному. Первая, состояла из нотаций и нравоучений, как надлежит дворовому человеку, назначенному барином истопником, исполнять возложенные на него обязанности. Что дозволяется делать во время дежурства, и чего делать не позволительно ни в коем случае. Лекцию, длиною в полчаса, Кузьма переносил стойко, без малейших, душевных волнений. За годы службы в барском доме, лекций он наслушался предостаточно. Их ему читали еще родители нынешнего барина. Дед нынешних барчуков, бывший его ровесником и приятелем по детским играм, и разного рода шалостям. Кузьма научился слушая нотации думать о своем, с размеренностью механизма кивая головой, соглашаясь с услышанным, изображая раскаявшегося грешника. При этом, мысленно задаваясь вопросом, получит ли он положенную за дежурство чарку водки, или ему ничего не обломится. Придется идти домой не солоно хлебавши и воевать со своей старухой за кружку браги, без которой заснуть не просто даже после ночного дежурства.

Выслушав нравоучения, Кузьма отправлялся на кухню, где его кормили, но вожделенной чарки водки за полуночный труд, он не получал, и это было самым серьезным наказанием. Уж очень Кузьма пристрастился к пагубному зелью, что не мыслил своего существования без оного. Дни, когда оставался без выпивки в барском доме, и когда ему не удавалось раскрутить старуху на спиртное, были самыми черными днями в жизни. Ради вожделенной выпивки он был готов на все, даже ночью бродить по барскому дому, поддерживая огонь в печах, чтобы барину и домочадцам спалось тепло и вольготно.

В вознаграждение за безупречную службу вдобавок к завтраку получал он и чарку водки из барских запасов, которая грела тело и душу. Уплетая приготовленное барской стряпухой для дворовых людей угощение, запивая его хорошим глотком водки, он краем глаз поглядывал, куда стряпуха убирала заветный графинчик с водкой, к которой Кузьма был так неравнодушен.

Выпив и закусив, довольный Кузьма возвращался домой, где, полаявшись для приличия с супругой несколько минут, забирался на печь, и укрывшись овчинным полушубком, засыпал. И снился ему заветный графинчик, и поблескивающая на солнце желанная влага. Просыпался Кузьма с мыслью, скорее добраться до графинчика с благодатной жидкостью. И потом с нетерпением ожидал наступления вечера, когда приходила пора заступать на ночное дежурство в барском доме. А часы назло, тянулись мучительно медленно, нехотя приближая заветный час.

Но как бы не упрямились стрелки часов, остановиться, или повернуть время вспять, они были не в состоянии. И заветный час наступал. Кузьма заступал на дежурство, жарко натапливал печи, порой даже немного переусердствовав. Кузьме не сиделось на месте, он носился от одной печи к другой, ловко шуруя кочергой и подбрасывая огню очередную порцию пищи, ожидая, когда умолкнут в барском доме звуки.

Спустя некоторое время дом затихал. Кузьма покидал свой пост и воровато озираясь, крадучись, стараясь не скрипеть половицами, пробирался на кухню. Там его ожидала долгожданная встреча с заветным кувшинчиком, в компании с которым ночное дежурство пролетает незаметно.

Время за чаркой водки летит так быстро, что уследить за ним просто невозможно. Не остается времени добраться до печи и подбросить дров. Да и нет теперь Кузьме до нее никакого дела, ведь в графинчике так заманчиво плещется благодатная влага.

Когда графин, оказывался безнадежно пуст, Кузьма с сожалением вздыхал, и, поставив порожнюю емкость на стол, пытался подняться. Но непослушные, ватные ноги, отказывались повиноваться и нести куда-то старое, обрюзгшее тело. Ноги подкашивались, и Кузьма валился под стол, где его утром и находили мертвецки пьяным. Пришедшая готовить завтрак стряпуха, либо барин, замерзший и отчаявшийся дозваться Кузьму.