Владимир Тучков - Дважды не живут

– Нет, я же сказал, что прямо так, в домашней майке примчался.

– Тогда, может был., у Следопыта что-нибудь есть? Ведь нельзя же ему сейчас без витаминов.

– Хорошо, – согласился Танцор, – пойду спрошу.

Следопыт сидел перед монитором в прострации. На экране висели две фотографии. Одна под другой. На верхней была запечатлена Люся. Именно так и было подписано внизу: «Люся», без отчества и фамилии. На нижней – старый знакомый Танцора по «Мегаполису». Подтверждала это и подпись: «Лох».

– Это один и тот же человек. Из отдела внешней разведки Петролеума, – прошептал Следопыт. – Трансвестит.

Танцор кивнул головой. Мол, все ясно. Все ясно, как божий день. И вполне естественно. Поскольку у Весельчака все такие, прооперированные.

– Поищи тут какие-нибудь ремни или веревки. И скотч. В крайнем случае тряпку для кляпа. Я его сейчас приведу.

Танцор вернулся к Люсе.

– Нет. К сожалению, у Следопыта тоже полный голяк. Так что придется Деду пока без апельсинов.

Люся опять зашмыгала носом. Танцор принес ей из кухни стакан воды, чтобы успокоилась. А то и с ней что-нибудь на нервной почве случится.

Люся отглотнула. Потом еще два раза. Танцор удовлетворенно отметил, что на горле еле уловимо что-то двинулось вниз, а потом вверх. Кадык, четкий вторичный половой признак, присущий только мужчинам.

Подошел к Деду. Он лежал с закрытыми глазами и спокойно посапывал. Цвет лица опасений больше не внушал.

– Спит, – объяснила Стрелка. – Я ему «Феназепама» дала.

– Хорошо, очень хорошо, – похвалил ее Танцор, словно седовласый профессор юную практикантку. – Сон, это в его положении очень полезно.

Потом сказал Люсе, что в соседней комнате у Деда какие-то старые книжки: Бероуз, Керуак. Вероятно, это первоиздания битников. Наверняка доценту РГГУ это будет интересно. Ушли.

И вдруг до Стрелки донеслись какие-то странные звуки. Какой-то шум то ли борьбы, то ли еще чего-то. Сдавленный женский крик, тут же прервавшийся.

В соседней комнате она застала странную картину. Люся была привязана к стулу. Рот ее был заклеен скотчем. Глаза злобно сверкали. Следопыт расстегивал на пышной груди блузку. Танцор возбужденно, с большой заинтересованностью, наблюдал за этим процессом.

– Вы что, охренели, что ли, совсем? – возмутилась Стрелка. – Нашли, блин, время и место! А ты, козел… – Это уже было адресовано конкретно Танцору.

– Да погоди ты, сейчас такое узнаешь про эту перезрелую девушку!

Тем временем Следопыт оголил Люсин бюст.

– Видишь вот эти два шрама? Видишь? Знаешь, что это такое?

– Ну, силикон. Ну, и что такого?

– Это, дорогая, – сказал торжественно Танцор, – не только силикон, но еще и трансвестит.

– Ну и что?! – окончательно взбесилась Стрелка. – Какого хрена вы все это затеяли?! Они, что ли, не люди? Откуда вы два таких дремучих мудака возникли?!

– А знаешь ли ты, дорогая, кем была эта Люся до операции? – театрально воскликнул Танцор. И покрутил на мониторе регулятор яркости, которая была предусмотрительно сведена к нулевой черноте. – Любуйся!

Стрелка подошла к компьютеру, всмотрелась в экран и разразилась своим коронным «Bay!».

– Хорош, нечего сказать, хорош, блин! Как же это тебя, козла, угораздило? – Стрелка говорила и в то же время пыталась побороть в себе сильное желание пустить в ход свои страшные ботинки. Ну, хоть один только разок! Ну, слегка, хотя бы по одному из силиконовых мешков, которые ничего не чувствуют… Однако сдержалась.

– Так, – мрачно сказал Танцор, – суд удаляется на заседание.

И все пошли в кухню.

– Ну, что с ней… Блин, с ним что будем делать? – начал Танцор совещание.

– Как что? – ответил Следопыт. – Допрашивать будем, естественно. Какого хрена ей… блин, ему от Деда надо?

– А оно расскажет? – ехидно спросила Стрелка.

– Так пытать будем!

– А ты можешь?

– Ну, не я, так Танцор, – все с тем же напористым оптимизмом доказывал свою правоту Следопыт.

– Танцор? – спросила Стрелка.

– Вряд ли. Я, что ли, садист?

– Ага! – воскликнула непогрешимая Стрелка. – Значит, я! Возьму, блин, утюг и буду силикон плавить!

– Ладно, – прервал дебаты Танцор, – пригрозим смертью, приставим к башке ствол, и, думаю, заговорит. Но вот только еще один вопросик остается. Что потом? Отпускать его к Весельчаку нельзя. Нельзя раскрываться.

– Замочить, и дело с концом, – с необыкновенной легкостью решил судьбу Люси-Лоха Следопыт.

– Ага, а мочить, значит, буду я. Так? – спросил Танцор серьезно, глядя прямо в глаза Следопыта.

– Ну а кто же? – ответил тот, отведя взгляд. – Ведь ты у нас всегда… Разве не так?

– А ты не хочешь попробовать?

– Так у тебя это уже все отработано. Специализация должна быть.

– А она у меня есть! Есть у меня специализация! – сорвался на крик Танцор. Потом сбавил тон, чтобы в комнате не было слышно. – Я еще не научился расстреливать, не научился добивать раненых. Не могу после побоища вылезать из кустов и вытаскивать кошельки у убитых. Понял? А этот, хоть и скот, конечно, еще тот, но он же сейчас совершенно беспомощный. Нет, не могу. И все тут, на хрен!

– Гляжу я на вас, – после некоторой паузы вмешалась в спор Стрелка, – и удивляюсь. Скудоумие и чванство. И больше ничего. Предельно примитивный подход к действительности. Если враг, значит, мочить. Если сами не можем, то наймем кого-нибудь за полштуки. Так?

– Ну, может быть, – ухватился за подсказку Следопыт.

– А у тебя, насколько мне известно, есть дружок закадычный, мент по фамилии, если не ошибаюсь, Степанов. И у этого самого Степанова есть КПЗ, где человека можно держать сколько угодно долго.

– Да, но на каких основаниях?

– На тех, что мы твоему Степанову нормально заплатим. А для протокола надо засунуть Люсе в лифчик пару доз героинчика. Вот и все. Да, и еще надо, чтобы Степанов оформил ее под какой-то выдуманной фамилией, с другим именем. Чтобы Весельчак не разыскал и не выкупил.

В начале допроса Люсе-Лоху показали Стечкина. Обратили его внимание на то, что на его стволе был укреплен глушитель. Объяснили, что если после того, как будет освобожден его рот, он начнет орать, то сразу же получит по мозгам рукояткой пистолета. Если будет молчать или хуже того – врать, то получит пулю в лоб.

Было решено обращаться к Люсе-Лоху как к мужчине, а не как к женщине. Хоть это было и не вполне верно, зато позволяло быть жестче и грубее, а иногда даже и материться.

Начал Танцор:

– Нас не интересует, в силу каких обстоятельств ты решил изменить пол. Оставим этот щекотливый для тебя вопрос без внимания. Однако ты должен предельно откровенно рассказать о том, что ты делаешь в Петролеум-банке.

– Хорошо, я расскажу. Но что со мной потом будет? – начал по-деловому, как опытный шпион, Люся-Лох.