Виктор Бурцев - Зеркало Иблиса

— В этом-то все и дело. А…

— Дышите в сторону, — посоветовал Людвиг.

— Извините, — нисколько не смутился Замке. — Так вот, раз в три года водяные озера в скальном основании внезапно меняют свою наполненность… Понимаете?

— Не совсем.

— Ну, уровень грунтовых вод в этом регионе начинает повышаться… Что я говорю?! Надо проще. Воды поднимаются к поверхности, и единственный фонтан в этом оазисе вдруг начинает действовать. Понимаете?

— То есть вы хотите сказать, что фонтан действует сам по себе? И его никто не включает?

— Вы меня очень точно поняли… Ну, конечно, следует поправиться, я лично этого явления никогда не видел… Об этом говорится только в тех документах, к которым у меня был допуск. Так что я не могу быть абсолютно уверенным…

— Понятно, — сказал Ягер и отвернулся.

— Но сейчас у нас есть уникальная возможность! Господа, есть уникальная возможность все проверить. Именно сейчас та неделя… Правда, самый ее конец…

— Я вам напомню, профессор, что у нашей экспедиции несколько иные цели, — сказал Фрисснер.

— Одно другому не мешает, так или иначе нам придется тут задержаться, хотя бы на один день. Вы должны отдохнуть. И шоферы грузовиков тоже. И вода… Нам ведь нужна вода. Запчасти… Горючее…

— В логике вам не откажешь. Черт возьми, где-то тут должна быть комендатура…

— Обязательно должна быть, штурмбаннфюрер, — сказал Ягер. — В этих местах добывают соду. Итальянцы не могут оставить такое место без присмотра, и растрясти их на жратву и железяки мы сумеем.

— Называйте меня капитан, — проворчал в ответ Фрисснер. — Если я не ошибаюсь, вот та куча мешков с песком должна олицетворять собой нечто вроде блокпоста.

— Похоже на то, — подал голос Богер. — По крайней мере, пулемет там стоит. Один.

Когда машины подъехали к блокпосту, из-за мешков показалась голова часового.

— Макаронники, — констатировал Ягер. — Жирная рожа, с которой только что не капает оливковое масло.

— Не забывайте, что они все-таки наши союзники, — без особого энтузиазма напомнил Фрисснер, выбираясь из автомобиля.

— Интересно, как такое можно забыть? — Ягер последовал вслед за ним.

— Дежурный?

— Si?

— Говоришь по-немецки?

— No… Doice? — Часовой совсем выбрался из-за мешков. Солдат был одет в форму итальянских парашютистов, которая висела на нем бесформенным тряпьем. Ни форменного кинжала, ни знаков отличия Фрисснер рассмотреть не сумел. Сущий бандит, право…

— Макаронник…

— Союзник, — вставил свое слово Ягер.

— Вместо того чтобы язвить, могли бы пообщаться с этими остолопами. В число ваших талантов знание итальянского не входит?

— Входит. Правда, не в полном объеме.

— Так какого же черта вы тут комедию ломаете?

— Не смог отказать себе в таком удовольствии, — и Ягер перешел на итальянский. — Солдат, нам нужно говорить с твоим начальством. Мы немецкие офицеры, нам нужна вода. Понимаешь?

Итальянец радостно осклабился и что-то залопотал.

— Что он говорит?

— Что-то говорит, — задумчиво сказал Ягер. — Только я не понимаю, что именно. Он говорит слишком быстро и ко всему прочему он, кажется, с Сицилии Деревенщина. Дома пас коз, наверное, а теперь жрет туг чеснок… Ч-черт, воняет как! Да, точно с Сицилии.

— А это как влияет?

— Акцент, — пояснил Ягер, пока солдат изливал на них потоки одного из самых экспрессивных языков планеты. — Послушай, солдат. Мне нужен сержант. Или лейтенант. Понимаешь? Нет, нет… Говори медленней, я плохо понимаю.

— А! — Итальянец вскинул палец кверху и с резвостью породистой лошади ускакал за мешки.

— Вот так просто оставить свой пост… — Фрисснер покачал головой. — Боже мой, и это наши союзники. Честное слово, будь нашими союзниками русские, порядку было бы больше.

— Вы соображаете, что говорите? — тихо пробормотал Ягер.

— Соображаю. Вы были на Восточном фронте?

— Нет, а вы?

— И я не был, слава богу. И не хочу. Но все, что я слышал, говорит скорее не в пользу итальянцев, а в пользу наших противников.

— Забудьте! Все русские отравлены еврейско-коммунистической заразой. Это уже совсем не тот народ.

— Да, но совсем недавно расовая доктрина признавала в них арийскую кровь.

— Рабочие арийцы? Я слышал об этом… Но сионизм слишком глубоко пустил там свои корни. Равно как в поляках и прочих неполноценных народах славянской группы.

— Еврейский вопрос.

— Вы что-то имеете против?

— Ничего, особенно после Веймарского мира и сопутствующего этому голода. В то время я только-только окончил университет в Кельне… Знаете, Людвиг, я едва не умер. Студенты вообще не особенно отличаются избыточным весом, а тут еще голод. Я подхватил грипп. Как и многие на тот момент… У моего отца не было средств, чтобы купить пенициллин на черном рынке по тем ценам… С тех пор ненавижу спекулянтов. Отец отважился на ограбление. Нашел деньги, успел купить лекарства… И не дожил до суда. На момент ареста он слишком ослабел от голода.

— У вас был хороший отец, — сказал Ягер, рассматривая мешки с песком. — Я вам сочувствую. Он сделал то, что должен был сделать. Тем более вы должны понимать, что народ, одурманенный коммунистической отравой, не может быть союзником рейха.

— Да, конечно. И если бы положение в России не изменилось с 1917 года, я бы с вами не спорил. Ягер с удивлением посмотрел на Фрисснера.

— На каком факультете вы учились?

— На историческом.

— Это кое-что объясняет. Так где же эти чертовы макаронники?!

— Эти чертовы макаронники здесь, — коверкающий немецкие слова голос прозвучал откуда-то сверху.

Ягер и Фрисснер подняли головы и увидели высовывающийся из пулеметного гнезда торс лейтенанта итальянской армии. Его лицо выражало крайнюю степень неудовольствия.

— Итак, чего же вы замолчали? — поинтересовался итальянец.

— Не забывайтесь, лейтенант, — сказал Фрисснер. — Мы выше вас по званию.

— И что? Это должно меня сильно напугать? В этой чертовой пустыне может пропасть даже генерал, и никто об этом не узнает. А вы в штатском, и сам черт не разберет, кто вы такие.

— У нас достаточно людей, чтобы не пропасть в пустыне, — сказал Ягер. — Ваши беспокойства излишни.

Итальянский лейтенант прокашлялся и исчез. Вскоре он выбрался из низкого отверстия в мешочной баррикаде, которое должно было олицетворять собой дверь.

— Ваши документы, господа.

Внимательно изучив бумаги и особенно задержавшись на бланке из канцелярии генерал-губернатора Триполи, итальянец проворчал:

— Ваши документы в порядке. Но тем не менее не слишком распространяйтесь о «тупых макаронниках». Не все мои солдаты понимают немецкий, но почти все сначала стреляют, а потом смотрят бумаги. Проезжайте. И, пожалуй, я дам вам совет. Будьте осторожны. Сегодня последняя неделя какого-то религиозного местного праздника. Все эти чернозадые арабы как с ума посходили. Говорят, что сегодня в этот город приходит какой-то их пророк. Я, конечно, в это не верю, но на всякий случай гарнизон находится в боевой готовности. Знаете, местные партизаны не так плохи, как о них хотелось бы думать… Многих из них мы сами учили в военных школах в свое время… Так что держите свои бумаги наготове, их могут спросить в любой момент. Завтра все должно закончиться.