Виктор Бурцев - Зеркало Иблиса

— Мы не собираемся задерживаться так долго. Нам нужна только вода.

— Этого тут предостаточно. Проезжайте. И лейтенант закричал что-то по-итальянски. Откуда-то из-за мешков ответили, и ободранная полосатая палка, заменяющая тут шлагбаум, начала подниматься.

— Боже мой, — сказал Фрисснер, когда они с Ягером возвращались к «фиату». — Это у них называется «гарнизон в боевой готовности». Любого немецкого солдата, оставившего пост в такой ситуации, ждал бы расстрел.

— Макаронники… — философски заметил Ягер. — С другой стороны, они тут давно и им виднее.

— Мне уже плевать. Я хочу спать. — Фрисснер сел за руль. — Проконтролируйте вопрос с водой, Людвиг.

— Да, конечно.

— Ну что? Праздник воды еще идет? — Профессор был похож на фокстерьера, который учуял запах крысы. Правда, у фокстерьеров не бывает таких красных глаз, опухших век и трясущихся рук. У фокстерьеров вообще нет рук… Эта мысль показалась Фрисснеру смешной, и он с трудом подавил хихиканье, сказав:

— Идет. Но перемещения по городу ограничены. Тут небезопасно…

— Но ведь в городе должен быть итальянский гарнизон.

— Именно поэтому, — непонятно для профессора сказал Фрисснер, а Ягер коротко кивнул.

— У меня есть инструкции, полученные в Берлине, и я не могу ничего рассказать. Да вы и не поймете. Я посвятил этому всю свою жизнь, — гордо сказал Корнелиус.

— Скажите хоть вкратце, что нам там понадобилось, — повторил фон Акстхельм.

За линию горизонта опускалось багровое солнце, на костерке кипел и булькал котелок с кофе. Подполковник Альтобелли сидел, накинув на плечи одеяло, и слушал, как немцы пытаются разговорить сухаря профессора на предмет того, что он собирается искать в Эль-Джауфе. Корнелиус не сдавался.

— Ваше дело — копать, если я скажу, и не копать, если я не скажу. Именно так. Вам, если не ошибаюсь, ведено слушаться меня во всем, что касается археологических изысканий.

— Хорошо, хорошо, — примирительно сказал обер-лейтенант Мирш, — Будем копать. Только если доедем без приключений.

— Думаешь, можем наткнуться на британцев? — спросил Кельтен.

— Запросто. На разведотряд… Если у них будет танк или два, наша песенка спета.

— Мы можем удрать от танков.

— На этих рыдванах?

— Напрасно ты так, хорошие машины, — заступился за «бедфорды» Кельтен. — Но танк может и догнать… А если они успеют выстрелить и попасть, то и догонять будет некого.

— Прекратите. — Фон Акстхельм поморщился. — Солдаты слушают.

— Ничего они не слушают, дрыхнут они, господин капитан, — хихикнул Мирш.

— Нам тоже пора спать. Пьем кофе и на покой, — велел фон Акстхельм. Но Мирш не унимался.

— А вы что думаете, господин подполковник? — спросил он, повернувшись к Альтобелли. Тот зевнул и признался:

— Я тоже за то, чтобы идти спать. — Да я не о том. Я об англичанах.

— По пустыне сейчас кто только не шатается… — уклончиво сказал Альтобелли. — Вспомните хотя бы вчерашнюю историю с бомбардировщиком.

История и в самом деле была странная. Ближе к вечеру, часов в шесть, довольно далеко от них к западу над пустыней с ревом пролетел самолет, который подполковник опознал как британский бомбардировщик «бомбей». Что он мог делать так далеко от побережья, от аэродромов, куда летел и где планировал сесть — осталось загадкой. Отряд он, кажется, не заметил, а если и заметил, то никак этого не выказал. Возможно, самолет попросту заблудился, такое теоретически могло случиться…

— Нужно было и нам лететь на самолете, — сказал Мирш.

— Прогулка была бы не столь познавательной, — возразил Кельтен. — В школе мы тоже ходили в поход в горы пешком, хотя могли бы поехать туда на поезде или автобусе.

— То в школе…

— Кофе готов. — Кельтен снял котелок с огня. — Давайте ваши кофейные чашечки, господа. Кому сливки, булочки?

Роль «кофейных чашечек» исполняли металлические кружки, сливок — консервированное сгущенное молоко, а булочек — твердые, как пемза, галеты, но ритуал оставался неизменным. Это было своего рода развлечение, маленькая радость перед сном, и даже Корнелиус прихлебывал напиток с довольной ухмылкой. Альтобелли выпил две кружки и подумал, что сегодня не нужно. Только не сегодня. Завтра с утра, в дороге, но только не сегодня, потому что ему начинали нравиться эти люди, которых он заранее предал.

Муамар, как только отряд вошел в город, растворился в лабиринте улиц, словно бы его и не было. Юлиусу Замке показалось, что на лице проводника застыло крайне обеспокоенное выражение.

Ягер долго и, на взгляд Замке, бестолково гонял солдат за водой, заполнял пустые канистры, посылал самого молодого солдатика в расположение итальянского гарнизона за новыми емкостями взамен пропоротых и тех, которые уже было невозможно починить своими силами.

— Шевелитесь, шевелитесь! — поминутно орал штурмбаннфюрер. — Что вы застыли? Это вода, а не помои, живее! Сами будете потом пить и радоваться!

Нужно было отдать Ягеру должное — каким-то образом знал всех солдат по именам и, обращаясь к ним, ни разу не ошибся.

— Вы, Ханке! Что вы мечетесь, как таракан на раскаленной сковороде?! Что вы мечетесь? Попадайте в ритм цепи! Попадайте! Человека не хватает? Меня это не волнует, а на качестве работы это не должно сказываться вообще!

Людвиг нашел где-то прутик и теперь в такт своим словам щелкал себя по ноге, словно стеком.

— На счет раз подняли, на счет два приняли пустую емкость, неужели это так сложно для вас, Герниг?

Солдаты потели и ощущали себя словно на плацу во время строевой муштры. Один только унтер Обст стоял в сторонке и наблюдал за работой. На лице унтер-офицера не отражалось ничего, и было сложно понять, что же он думает обо всей этой процедуре.

— Итальянский майор не дал канистр! — Это вернулся молодой солдатик, посланный в штаб к союзникам. — Он говорит, что нужно было лучше стеречь —свои и не подставляться этим тупорылым арабам.

— Что? Так и говорит? А какого черта вы рассказали ему о ночной стычке? Обст! Примите командование, я совершу визит в расположение наших союзников, — и, размахивая импровизированным стеком, Ягер удалился вслед за молодым солдатом.

Замке понял, что другого такого удобного момента может не представиться.

Фрисснер спал в «фиате», Богер и Каунитц что-то снова разбирали в двигателе, ругались и звякали ключами, остальная команда занималась водой. И все это происходило в городе, который праздновал событие, случающееся только раз в три года.