Ольга Хмелева (Качулкова) - Робинзон в русском лесу

– Вася! – вскричал я и радостно, и укоризненно, – да что же ты думал, когда мы собирали воду с деревьев и разбили бутылку! Ведь в котелок-то гораздо легче было бы выжимать простыню, да и бутылка осталась бы цела.

– Ваша правда, Сергей Александрович, – проговорил он, сконфуженно улыбаясь и почесывая затылок, – должно быть, одурел я тогда от страха и горя. Ну, да уж то прошло, а котелок свою службу нам сослужит, пока мы доберемся домой. Теперь вы тут останьтесь и приготовляйте есть, а я пойду вниз за водой да кстати захвачу топор и порасчищу тропинку, а то в этой гуще воду всю расплескаешь.

Он приладил ручку котелка к поясу, крепко затянулся им, взял топор и стал впускаться по откосу, срубая на ходу кусты и ветки, которые загораживали дорогу.

«Вот человек, который не теряет времени даром! – подумалось мне, – этот не пропадет ни в лесу, ни в миру». И вместо того, чтобы воспользоваться деликатным предложением Васи «приготовлять есть», я тоже взял топор и стал расчищать довольно широкую аллею к озеру. Топор недавно вышел из рук старика Матвея и был остер, как бритва, – работа шла успешно. Все, что было срублено, я складывал по обеим сторонам аллеи, которую повел сажени полторы шириной так, что образовалось нечто вроде плетня. Вася провозился на озере очень долго. Не знаю, что он там делал, вероятно, размышлял о плоте. Когда он пришел назад, я успел уже расчистить саженей пять.

– А, это славно, – проговорил он, пыхтя под тяжестью котла с водою, но зато свободно шагая по расчищенному месту.

Мы умылись и стали завтракать на краю обрыва. За нами высилась уцелевшая вершина горы, внизу тихо дремало озеро, прочищенная мною аллейка придавала виду что-то обихоженное. В это время небо просияло; показалось солнце, облило все это таким жилым, веселым светом, так нежно пригрело нас несчастных, трое суток дрогших и мокших на дожде, что у меня на душе стало как-то спокойно и даже радостно.

Вася сидел и молча жевал хлеб с водичкой. Но, вероятно, и его охватило приятное сознание физического довольства после долгой муки. Лицо у него было такое светлое! Он долго и вдумчиво смотрел вниз по скату, вдоль моей аллейки и, наконец, рассмеялся.

– Как славно! – проговорил он, жмурясь и потягиваясь от приятного тепла, – а только вот что я думаю: дорогу-то расчищать мы начали, а куда мы по ней ходить будем? К озеру за водой? Хорошо. А сами где будем ночевать и прятать наши вещи? Под кустом или под телегой? Оно и не худо, пока вот так греет солнце. А без него мы бы намокли и намерзлись.

– Да, Вася, – перебил я его, – пока тебя не было, я то же самое думал. Нам непременно нужно построить шалаш, хоть такой, чтобы там ночевать и прятать от дождя вещи. Ведь сам ты видел с дерева, какой огромный лес нас окружает, сквозь него нескоро дорогу проложишь, а ночевать нам всегда придется ходить сюда, чтобы не умереть без воды.

– Это вы верно рассудили, – согласился он, вскакивая с места, – ну так давайте строить! Далеко ходить незачем. Нарубим кольев, натаскаем их сюда, да и состряпаем шалаш. Очень уж полюбилось мне это место.

Я тоже встал. Мы взялись за топоры и стали рубить молодые сосны. Что это за милое дерево – сосна! Право, трудно себе и представить, что стал бы делать без их стройных, грациозных стволов наш брат, северный человек, из чего стал бы он ставить срубы своих домов, вытесывать доски на полы, крыши, двери…

Мы начали работу часа в три, судя по солнцу. Валили молодые сосны вершка в три в отрубе и сажени по две в вышину. Дело шло довольно скоро. Но упавшее дерево приходилось обчищать от ветвей и заострять толстый конец. Начало уже смеркаться, а мы едва успели натаскать к обрыву штук пятнадцать жердей.

Эту ночь пришлось опять провести под открытым небом. От озера неслись резкие звуки совиных окликов и повторялись тысячами отголосков. Близость воды предвещала, что вокруг нас будет пробегать немало зверей. Чтобы обезопаситься от них, мы расчистили на краю обрыва большой круг, развели два костра и легли между ними, а окорок взяли с собой, чтобы он не привлекал своим запахом медведей и волков.

К счастью, ночь стояла тихая и сухая. Мы уже несколько привыкли к ночным звукам леса; кроме того, нас обоих очень занимала наша будущая постройка, и мы проболтали допоздна, почти не обращая внимания на шорох и вой.

Но вдруг по лесу пронесся глухой, тяжелый топот, как будто крупной рысью несся целый табун лошадей.

Я вскочил и оторопело схватился за ружье.

– Тише! Оставьте! – шепнул Вася, – это лоси бегут на водопой. Не надо их пугать теперь, – это соседство хорошее. Завтра пойдем и отыщем их тропу – тогда и подумаем, что делать.

Через некоторое время мы услышали, как стадо возвращается с водопоя, поболтали еще, подкинули хворосту в костры и заснули.

Вася разбудил меня с восходом сеянца. Костры уже потухли. Было довольно свежо.

– И отлично, сейчас согреемся, – сказал Вася и тотчас же взялся за топор.

До самого полудня мы рубили и таскали ветки, чтобы уложить их на шалаш. А пока я в свою очередь ходил на озеро за водою к обеду, Вася стал прочищать аллею и сделал гораздо больше, чем я вчера. Просека начинала принимать чрезвычайно живописный вид. Над нею сводом висели ветви высоких боковых деревьев, сквозь их листву сквозил солнечный свет, окрашиваясь в радужно-зеленый цвет, внизу, в просветах еще не срубленной чащи начинало то синеть, то серебриться зеркало озера. Все время обеда я с наслаждением смотрел под этот свод, созданный по моему замыслу.

Поевши, мы тотчас же принялись за шалаш, так как материал на него был уже заготовлен. Значительная длина кольев дала нам возможность сделать его достаточно высоким и широким, для того, чтобы можно было зажигать в нем костер даже тогда, когда мы были дома. Для выхода дыма мы оставили отверстие, как делают самоеды в своих юртах. В него мог попадать дождь, но лишь в незначительном количестве, да и то в огонь, в котором тотчас же и испарялся, а мы и вещи могли удобно скрываться под наклоном стен.

В этот день мы, разумеется, уже не имели времени отыскивать дорогу домой. Вечером, за ужином я сделал большой глоток из котелка и вдруг почувствовал, что у меня во рту очутилась улитка. Меня стало тошнить от отвращения.

– Нет, больше нельзя черпать воду в тростнике, – говорил я, с досадой отплевываясь, – и противно и заболеть можно! Бог знает, чего наглотаешься. Завтра же построим плот.

– Построим! – согласился Вася.

Когда я проснулся на другое утро, он уже был за работой – продолжал расчищать дорогу к озеру. Я взял топор и пошел к нему.

– Прежде чем возить что-нибудь по дороге, нужно ее сделать. А нам придется спустить сюда два добрых бревна, – объяснил он коротко.