Александр Плотников - С прибоем на берег

- За помощь спасибо, Федя, и прости пожалуйста…

- Да перестань, Юрко!-дружески обнял его за плечи Ермоленко. - Будто бы ты меня не выручил…

Следом за Федором пришел замполит. Осмотрел укрытия, похвалил подчиненных Русакова за надежную маскировку. Словно не знал, что большую часть работы сделали другие.

- Закурить не хотите?- предложил он лейтенанту, когда они остались вдвоем. - Тьфу ты, совсем забыл, табаком вы не балуетесь.

«Тоже мне психолог,- насмешливо покосился на него Юрий.- Покурим, поговорим по душам - дедовский прием, нынче на него и матроса-первогодка не подцепишь».

Чиркнув зажигалкой, Еськов смачно затянулся и выдохнул голубоватое облачко.

- Переволновались мы все за вас. Радиомолчание, запроса не сделаешь. Мироныч места себе не находил…

- Чему научил, то и получил,- сдерзил Юрий. - Меньше надо было водить, как бычков на веревочке.

- Самостоятельности подразделениям действительно мало давали,- не обращая внимания на колкость Юрия, согласился замполит. - Только в этом не один Миронов виноват.

- Но у нас с ним, положим, особые, отношения. Я не кадровый офицер и в его глазах - случайный в армии человек.

- Вы не правы, Русаков. Никто так на вас не смотрит. Теперь-то, сами чувствуете, все по-другому поворачивается.

- И новая метла быстро обтреплется,- усмехнулся Юрий.

- Не думаю. Гвардии майор Родионов не из теоретиков. Он нам с вами в казарме засидеться не даст…

После обеда всем, кроме дозорных, разрешили отдых. Юрий прилег на траву возле бронетранспортера. Жаркое июльское солнце выпарило дождевые лужи, но земля отдавала застойной сыростью. Серо-зеленой плесенью подернулись корявые и разбухшие комли кустарников. Родионов прав, влаги в здешних краях с избытком. Летом она гонит в рост буйную зелень, хлеба вымахивают по грудь, травы дают два укоса. Зато весной и осенью, куда пи глянь, пузырятся хляби. Мокнут в лужах деревья и придорожные столбы, сыреют фундаменты домов на хуторах и лесных кордонах. Нелегко в это время года путнику па бездорожье, даже крепчайшие яловые сапоги раскисают и пропускают воду.

Знала бы про теперешний образ жизни Юрия мать, которая в детстве берегла его и укутывала! Послушала бы шутливое кредо морского пехотинца: уметь шилом побриться, обогреться дымом и выспаться даже на бороне! Глянула бы на то, как растирают парни друг другу снегом спины до розового румянца, как, держа над головами оружие, прыгают с бронетранспортеров в жгучую волну и вместе с прибоем выбрасываются на берег. И не цепляются к добрым молодцам никакие хвори…

На замаскированный пулеметный ствол бэтээра уселась шустрая пичуга. Прихорошила клювом пестрые крылышки, вытянула белую шейку, звонко защебетала. Под ее пение Русаков задремал, а затем и вовсе забылся в глубоком освежающем сне.

В металлических шкафах у кадровиков, по строгому ранжиру от «а» до «я», выстроены папки личных дел. Офицерские дела посолиднее, матросские - всего несколько листков между картонными обложками. Главный документ в тех и других - анкета. Узнаешь из нее, когда родился, где учился, в каких городах жил человек до того, как встал в армейский строй. Но анкетные графы - лишь отдельные вехи на жизненном пути. Все остальное - в незаписанном дополнении…

Дополнение к анкете Русакова

- Послушай, Старков, до каких пор ты будешь на уроки опаздывать? Тащить класс назад по дисциплине?! Как староста, должен предупредить тебя…

- А ты не предупреждай, лучше обязуйся подвозить меня к школе на машине отчима.

- Отчима? Какого отчима?!

- Будто сам не знаешь. Небось и сегодня на директорской «Волге» подкатил!

Приход учителя вынудил спорщиков разойтись по своим местам. Юрий расслабленно плюхнулся на скамью.

- Зря ты на Старкова напустился… - прошептал сосед по парте. - Он каждый день чуть свет подымается матери помочь. Она у него дворничиха… - но Юрий не слушал соседа. Реплика Старкова ошеломила его. В памяти всплыли прежние мучительные подозрения. Слишком уж внешне не походил Юрий на отца. Тот коренастый и рыхловатый, с мелкими чертами лица, седеющие волосы, едва закрывающие проплешину на затылке, были когда-то иссиня-черными. Юрий же к пятнадцати годам перерос отца на голову. «Акселерация!»-добродушно посмеивался тот. Возможно, но, кроме того, Юрий был светлорус, носат, с резко очерченными надбровными дугами. «Мое наследство!»-утверждала мать. Только если и улавливалось в облике парня что-то материнское, то отцовского не обнаруживалось совсем. Разве лишь манера говорить у них была схожей: уверенной, не допускающей возражений.

Отец не был на фронте. .Имел бронь, как нужный специалист эвакуированного за Урал военного завода. Зато очень гордился орденом «Знак Почета», которым его наградили в сорок втором году. В праздники он прикалывал орден к выходному пиджаку рядом с двумя медалями.

- Победа, сынок, ковалась не только на передовой,- говорил он. - Мы тоже отдавали для нее свое здоровье и нервы… Вспомнить страшно, как выгружались мы из эшелона в ноябрьские холода. Станки таскали на себе, складывали под временные навесы. Вот следы тех дней,- показывал отец лиловые шрамы на ладонях, - от рукавиц одни лохмотья оставались, руки примерзали к железу. А через пять месяцев мы отправили на фронт первые минометы…

В пятидесятых годах отца перевели сюда, в Ишим, главным инженером завода автоприцепов, позднее он стал его директором. В небольшом городке, где каждый десятый являлся заводским рабочим, отец был заметной фигурой - членом горкома партии, бессменным депутатом городского совета. Юрий сберег несколько предвыборных листовок, отпечатанных в типографии заводской многотиражки. Отца называли в них передовым инженером, видным организатором производства. Слово «инженер» нравилось Юрию гораздо больше, чем «директор».

Шпилька Старкова, чего греха таить, попала в цель. Юрий любил иногда лихо подкатить к школьному подъезду на отцовой персональной машине. Шофера ее, немолодого уже человека, он Называл запросто Колей. И все-таки почему Старков сказал «на машине отчима»?

Юрию льстило то, что отец держался с ним на равных. Советовался о семейных денежных делах, никогда не проверял домашних заданий, только регулярно расписывался в его дневнике. Но, увидев четверку, спрашивал как бы невзначай:

- А кто-нибудь в вашем классе получил отлично?

- Ага, две девчонки…

- Они что, способнее тебя?

И Юрий отворачивался, чтобы скрыть зардевшееся от уязвленного самолюбия лицо.

Поддержал его отец и в одном серьезном конфликте, возникшем у Юрия с одноклассниками. Узнал тогда Юрий, что проживал в их городке друг Александра Сергеевича Пушкина ссыльный поэт-декабрист Александр Одоевский. Любой школьник знает наизусть мятежные строки его ответа на послание в Сибирь знаменитого тезки: