Томаш Пациньский - Линия огня

И правда, подумал капитан, на тех, что вперед рвутся, она действует. Жаль только, что Михаляк не успел увидеть.

Нашивка была маленькая, самая обычная, на рукав, с эмблемой бригады, и даже с приличным шматком того же рукава. Несмотря на то, что потемнела от крови, на ней можно было прочитать надпись: IBSap [30]. Еще имелась ленточка с фамилией, но на ней сохранились только три буквы: "Мас…". Остальное было оторвано.

Так оно вечно и бывает, думал капитан, когда в разведку суют слепого как крот, зато ретивого, типа. Осталась нашивка, кусочек ленточки с фамилией. А на остальное не нужно было даже мешка для останков. Хватило пластикового пакета из кувейтского супермаркета.

- Ты сказал ему, что на этой дороге случаются ловушки? – вернулся он к действительности. – И часто. Послушал?

Капрал какое-то время мялся, постучал отверткой по воздушному фильтру под поднятым капотом.

- Да, - наконец-то, хотя и неохотно, признался он. – Наверное послушал. Только вот знаешь, что-то мне тут воняет.

- Сам ты воняешь, Квятек, - злобно фыркнул Борейко. Ему не хотелось признавать, что у него самого тоже имеются неясные подозрения.

Карпинский вел себя разумно, даже слишком рассудительно. Это никак не соответствовало амбициозному поручику. Не тот тип, чтобы вот так сразу опустить руки. Это возбуждало беспокойство.

- Это камуфляж, - с большим достоинством ответил капрал. – Опять же, и москиты не кусают.

- А кроме того, наш поручик старается в багажнике ездить, - усмехнулся Борейко. – Да, ты бы забрал ленту из пулемета, а не то, словно кавалерист в атаке, пульнет своему коню в башку, то есть – тебе.

- Да забрал я, давно уже, - возмутился капрал. – Ты меня чего, за идиота считаешь? Пулемет старый, еще под русский патрон. Сам он таких не найдет, хотя на базаре они ведрами идут.

- И замечательно, - махнул рукой Борейко. – Ладно, к делу. На этот раз я не поеду, пускай учится быть самостоятельным.

Квятковский в сомнении покрутил головой.

- Ты уверен? – спросил он спокойным, неожиданно тихим и культурным тоном, который ну никак не соответствовал расхристанной униформе, измазанной черным грудной клетке и роже со щетиной. – Помни, что дерзким до золота все ближе. А он все может испортить. И принесли же его черти именно сейчас…

К этому его тону никак не подходит запах пота, смазки и переваренной самогонки, решил Борейко.

- Может станешь с подветренной стороны, - буркнул он. – А то ты пересаливаешь со своим камуфляжем.

- Ты так считаешь? – задумался Квятек, яростно почесывая себя под мышкой. – Может ты и прав, зудит ужасно.

- Так пойди и помойся, - раздраженно заметил Борейко. – А то приучил, понимаешь, только на тебя глянет, так и блюет.

- Ты сам на себя в зеркало погляди, - надулся капрал с деланым оскорблением, но тут же сделался серьезным. – Ты уверен? Мы же, черт подери, уже так близко…

Борейко машинально оглянулся.

- Ты заткни хавало! – со злостью прошипел он. – Потому что он, возможно, ничерта и не найдет, а ты все растрезвонишь! Блин, Квятек, что, нервы уже не выдерживают? Потому что так близко? Ты не бойся, старик за всем следит. Морозов сидит здесь и днем, и ночью, а он мясник тот еще, украинец [31]. Если бы чего подозревал, он дал бы знать, у него кроты повсюду… И обалденная чуйка.

Он прервался, заметив злорадный блеск в глазах капрала.

- Чего-то знаешь? – быстро спросил капитан. Квятковский кивнул.

- С Морковкой сегодня ты не разговаривал…

Это не было вопросом, но утверждением.

- Ну, не разговаривал! – выпустил наконец свое раздражение Борейко. – А когда мне было разговаривать? Я только что вернулся, по пустыне толокся. Давай уже, колись.

Капрал сделал глубокий вдох и решительным движением захлопнул капот тойоты.

- Два дня назад, во время патрулирования, совсем рядом мы наткнулись на поврежденный хамви. На буксире притарабанили сюда, помнишь, даже размышляли над тем, а что эти поросята тут делают. Они же ведь никуда не отправляются без роты абрамсов и вертолетной поддержки. А тут, пожалуйста вам, четверо…

- Ты к делу, Квятек. – Глаза Борейко опасно сощурились. Машинально он постукивал прикладом калашникова по борту вездехода.

- Эй, ты осторожно, краску собьешь, - буркнул капрал, с беспокойством посматривая на проржавевший металл. – Ага, так Морозов потом узнал, что это никакие не солдаты, а офицеры разведки из Наджафа [32]. И как ты думаешь, чего они здесь делали? Эй, ты поосторожней…

На борту тойоты осталась приличных размеров вмятина.

- Так что старый Морковка считает точно так же, - прибавил капрал, увидав, что его любимой машине дальнейшая опасность уже не угрожает. – Что все то следствие по делу Махаляка – это дымовая завеса. Тем временем кто-ир чего-то пронюхал и посчитал, что мы позволи себ обмануть.

Капитан стиснул пальцы на газоотводной трубке штурмовой винтовки.

- Ладно, - сухо бросил он через какое-то время. – Можешь действовать самостоятельно. Но в границах рассудка.

- Граната в очко сортира в игру не входит? – удостоверился капрал, сжимая губы в волчьем оскале, который ну никак не соответствовал широкому, жирному лицу. – А жаль…

- Нет, - ответил капитан со злостью в голосе, - не входит. Но ты должен дать ему какое-нибудь занятие, если понимаешь, что я имею в виду. В принципе, осталось уже немного.

Капрал сдвинул со лба шлем, задумчиво почесал голосу.

- Наверное, уже пора, чтобы Косоглазый Али чего-нибудь подзаработал.

Несмотря на никем не отрицаемую серьезность ситуации, Борейко хохотнул.

- Ну а если не выйдет… - начал он, когда уже успокоился, - …тогда мы объявим его психом. Возьмешь два экземпляра и, как бы случаем, покажешь.

Теперь уже капрал схватился за измазанный живот.

- Блин, Борейко, ну я не могу… Ты как чего-нибудь выдумаешь…

  

Косоглазый Али именовал себя шейхом. Слишком даже на вырост, потому что его сборище коз и бесчисленных жен сложно было назвать кланом. Зато такой статус обладал массой достоинств.

Во-первых, он заседал в совете племенных старейшин. А точнее, мог заседать, поскольку уважаемые вожди кланов не слишком охотно видели его в своей компании, уже хотя бы потому, что он сделался практикующим шиитом – в новом значении этого слова. Но бытие шейхом позволяло получить гораздо более измеримые привилегии, американские оккупационные власти относились к нему как к равному среди равных. А это означало наличность из различных фонодов, которые должны были стабилизировать новую демократию, и всю эту наличность Али радостно направлял на закупку того, что в значительной мере позволяло ему поднять собственный статус среди своих. То есть – оружия.

Среди членов движения сопротивления позиция Али тоже была высокой. Настолько высокой, что специальный посланец Аль-Каиды, отвечавший именно за этот регион, посещал его часто и всегда подпитывал соответственной порцией наличности. А что с этими наличными Али делал потом, пояснять не нужно.