Антон Кротов - 200 дней на юг. Впервые автостопом из Москвы через всю Африку, до Намибии и Анголы. 2000—01 годы

Однако, купание в сей мутной Атбаре лично меня не прельстило. Вскоре мы уже были в обещанной хелпером большой деревне на другой стороне реки.

Мы надеялись на обед в этой большой деревне, но с продуктами там было не очень хорошо. Если в Метеме было много готовой еды, то уже в Шеди нам фуль готовили специально, а здесь на всю деревню в продаже имелось 14 хлебушков: восемь в одной хижине и шесть в другой. Несмотря на дефицит, цена их осталась прежней, примерно по 30 эфиопских копеек. Другой еды в деревне не было. Итак, уточню: вся еда, которую можно было найти и купить в деревне с населением не меньше ста человек, оказалась меньше чем на доллар.

Поскольку в эфиопской глубинке практически нет покупателей, там нет и магазинов; поэтому, желая найти, например, хлеб, нужно пройти по хижинам и спросить: даббо алле? хлеб есть? Сопровождающие нас дети озвучивают наше желание десятками голосов, и вскоре выясняется, какое продовольствие в деревне имеется: каждый рад продать сей хлеб; и, как ни странно, цену иностранцам не завышают, продают честно.

Гриша Кубатьян, как обычно, одолеваемый мечтой о молоке (столько коров, а где молоко?) озаботил гида этим вопросом. Оказалось, что молоко имеется, и стоит всего 1 быр за стандартную ёмкость (молоко переносилось во «фляжках», сделанных из выдолбленных тыкв, ёмкостью около литра). Гриша, Кактус и я решили выпить по литру молока, в то время как прочие автостопщики задержались на реке. Но когда молоко предстало перед нами, оно оказалось очень странным на вкус, как будто оно и не молоко вовсе, хотя тоже белое и жидкое. Я попробовал и не стал пить, отдал свою порцию гиду (он выпил с большим удовольствием!). Кактус и Гриша долго шпыняли меня за то, что я испугался эфиопского молока, и выпили свои порции.

Мы сидели и пили молоко в хижине, поросшей зелёным плющом, там, где купили шесть хлебов, и ожидали наших отставших на реке друзей. Хозяйка-эфиопка решили порадовать нас и оперативно испекла блин-инжеру, намазав его перцем, чтобы мы его съели не слишком быстро. Тут подошли Сенов, Грил и Лекай. Сергей Лекай был у нас самый любитель перца, так как после его путешествий по Китаю и Тибету любой самый острый красный маленький перчик был для него не острее варёной морковки. Вот он и оценил инжеру вместе с О. Сеновым. А Гриша Лапшин, как оказалось, на дух не переносил перца, и его порция – кусочек инжеры – досталась счастливому гиду. На прощанье хозяйка угостила нас кофе, который сварила при нас, но его оказалось так мало (не более десяти грамм на человека), что я не сумел даже распробовать вкус его. Эфиопы рады были бы угостить нас и ещё чем-либо, но было нечем.

Больше в деревне не было никакой пищи. Мы решили пройти пешком в следующую деревню; гид всё ещё сопровождал нас; также, до конца деревни, бежали за нами и деревенские дети, кричащие «ю! ю! ю!» Дошли до следующей речки (маленькой, мост подводный) и осели на ней в ожидании машин. Тут погода стала меняться, собрался дождь, и гид, настроившись на капитальное ожидание, построил себе шалаш из ветвей. Мы укрыли рюкзаки под полиэтиленовую плёнку и разбрелись по трассе наслаждаться дождём.

В самом деле, после жаркого дня эфиопский дождь был очень кстати. Но, как оказалось, дождь зарядил надолго. Температура (судя по термометру в часах С. Лекая) упала до +21. Хотелось пообедать или поужинать. Машин не было. Вероятно, те, что нам приснились в пять утра, были последними. Гид в шалаше уверял, что в 15 километрах по трассе имеется большая деревня и еда. Выделили замёрзшему гиду лишнюю для нас, северян, куртку и пошли туда пешком.

Как хорошо идти по эфиопской трассе! Машин нет, людей тоже немного, погода нежаркая, вся Африка впереди! Правда, Кактус не разделял нашего восторга и через час ходьбы, утратив самоходность, заявил, что будет ночевать в лесу. Мы не стали расстраиваться и пошли дальше без Кактуса.

В сумерках мы достигли довольно широкой и глубокой реки, которую, как и прочие, надо было тоже переходить вброд. Когда-то там был и надводный мост, судя по остаткам оного, но, вероятно, его снесло половодьем. Нашли брод (оказалось неглубоко, чуть выше колена) и пришли уже в темноте в деревню, которая хоть и была большая, но еды там не намечалось – только чай. Наверное, все утренние инжеры здесь уже съели, а еды впрок тут не пекут.

– Есть ли в этой деревне пустая хижина, чтобы в ней переночевать бесплатно? – вопросили мы гида. Сперва ничего путного он найти нам не мог, но затем нашлась какая-то дурная хижина с курами на насесте, которые булькали своё «ко-ко-ко» из-под соломенной крыши. На полу хижины чвякала грязь, так как соломенные стены и крыша протекали. Возник спор – где лучше спать: в этой грязной хижине или в чистых палатках? Палатки было лень ставить под дождём. Эфиопы притащили в хижину две шаткие кровати, суданского типа, деревянные, перетянутые ремнями из волосатых шкур, – но карликовые, каждая кровать была не более полутора метров в длину; ещё две кровати в хижине имелись, на одной из них уже устроился гид. Оставшееся свободным от кроватей пространство мы застелили полиэтиленом (положив его на грязь), и продолжили спор, что лучше, спать в такой хижине или вне оной.

– Ну что, – сказал гид, когда в хижину принесли четвёртую кровать, – неплохой ночлег всего по пять быр с носа: шестью пять – с вас тридцать быр!

– Курицы входят в стоимость? – спросил один из нас, показывая на сонных кур под крышею.

– Нет, не входят…

Мы очень обрадовались, что вопрос с ночлегом в грязной хижине так легко разрешился, и злорадно разоблачили гида (в буквальном смысле – стянули с него мою куртку, которой он до сих пор, бедняга, пользовался), и покинули хижину с «ко-ко-ко» на удивление всех деревенских эфиопов. Шёл дождь, под ногами чвякала грязь, чёрная темнота с чёрными эфиопами никак не освещалась (электричества не было). Но в конце деревни был обнаружен большой, крытый железом (о цивилизация!) сарай, и Грил пошёл туда искать хозяина и договариваться о ночлеге, а вскоре пришли и мы, чвякая по грязи.

Сарай был построен, как и все хижины, из кривых палок толщиной в детскую руку, и был щеляв, но велик, и его крыша – настоящая железная крыша! – могла защитить нас от всех погодных явлений. Этот сарай принадлежал местной мельнице. Вместо двери там было отверстие небольшого размера. Мы влезли в него и разложили (уже на сухом полу) свой полиэтилен, как вдруг вслед за нами в сарай проник Кактус. Ночевать в лесу ему не понравилось, и он догнал нас. Мы расстелили спальные принадлежности и возрадовались. Так завершался день: ни одной машины, зато хорошо прогулялись пешком.

В этот момент что-то заскрипело, и с грохотом сюда пролез наш гид, пытавшийся устроить нас и себя на платный ночлег с курами. В руках он нёс кровать для карликов, вероятно, выпрошенную в той самой куриной гостинице, и пытался втащить эту кровать в входное отверстие сарая. Это ему удалось. Всю ночь он ворочался на этой кровати, дрожа от холода, но куртку мы ему уже не дали – своим поведением с куриной гостиницей он её не заслужил.