Элен Коль - Я люблю свой велосипед. Молодая бесцеремонность. Секреты жительниц Берлина

Пренцлауэр-Берг, дикий рай андеграунда, в 1990-х годах дал приют самым отверженным художникам, поэтам, писателям, студентам без гроша в кармане, нищим, маргиналам. Сегодня «задний двор» в корне изменился – расширился, расцвел, принарядился в стекло, обзавелся металлическими лестницами, ведущими в светлые лофты с высокими потолками и лепниной. Отныне это самый дорогой квартал города, закрытый сад, скорее буржуазный по духу, чем богемный. У всех школ здесь отличная репутация, церкви всегда полны, и считается хорошим тоном отдать ребенка в школу при соборе или в церковный хор. Сюда переезжают, когда мадам еще беременна, из таких оживленных районов, как Кройцберг или Фридрихсхайн, которые во всем бы устраивали молодые супружеские пары, но здесь их не подстерегают неприятные встречи ни с панком с собакой, ни с дилерами, потому что первые обосновались на Боксагенер-платц, а вторые – в Хасенхейде. При мысли, что их беби будет посещать турецкий детский сад, многих родителей пробирает мороз по коже. «В день праздника Аид местный детский сад опустел, и я даже спросила себя: а не проводится ли учебная пожарная тревога или нечто подобное?» – шутит одна из мамочек, которая все-таки собирается переехать, когда ее ребенок пойдет в школу. Может быть, в квартал Шёнеберг, менее дорогой, чем Пренцлауэр-Берг, но такой же ухоженный и буржуазный. Самые богатые отправятся, скорее всего, в Потсдам, берлинский Версаль, с детскими садами экстра-класса.

Fuck the yuppies! Bonzen raus! Weg mit euch, Reichen . Короче говоря: «Буржуи, убирайтесь прочь!» У Тиллы в сумке всегда полным-полно самоклеющихся листовок с отточенными и хлесткими фразами. Тилла – студентка исторического факультета университета и специализируется на изучении наследия Маркса. В полной уверенности в своей правоте она шлепает листовки на стены новых домов, витрины модных дизайнеров, «которым нечего здесь делать. На этой улице, на Ораниенштрассе, расположенной в трепещущем сердце старинного Кройцберга, угробленного панками и турками, тридцати процентам семей угрожает выселение. Из-за кого? Из-за тебя!» Я являюсь воплощением всего того, что Тилла ненавидит. После многих лет застоя квартплата в Берлине подскочила в цене вследствие массивного притока богатых мигрантов. «Все эти деятели культуры из Франции, Израиля, Канады и даже Штутгарта не понимают, что тысяча евро за сто квадратных метров – это слишком дорого! На некоторых улицах в прошлом году цены выросли на сорок процентов. Коренные берлинцы покидают город. Их доходы не успевают за галопом цен».

Но какими бы мобильными ни были берлинцы – в силу обстоятельств либо по собственной воле, – все они проникнуты духом Киеза Киез – это деревня в городе, несколько улиц с неповторимым колоритом, отмеченных печатью собственной уникальности. И где бы люди ни жили, они навсегда остаются верными каждый «своей деревне». Моя подруга Кордула – журналистка на немецком телевидении – имеет средства жить в центре города, но ее душа в Штеглице, округе на юге Западного Берлина, вблизи Бранденбурга, американского сектора, с его казармами, ночными клубами, сигаретами из светлого табака. Ее детство и юность сохранили привкус «холодной войны». Она выросла в страхе перед русскими танками, находящимися в двух шагах от ее дома. Новый Берлин никогда не поселится в Штеглице, он отправится за окружную дорогу, ведь там так здорово! Но Кордулу это не соблазняет – здесь она у себя дома и, как добропорядочная берлинская цыпочка, будет драться за свой Киез когтями и зубами.

Работа кипит! Уф… Я сижу в тесном окружении других посетителей за столиком кафе перед латте-макиато с шапкой пены сверху. Я заканчиваю статью, одним глазом поглядывая на свой профиль в Фейсбуке, счет в Твиттере и на последние удручающие новости на Ютубе. Рядом со мной целая вереница помешанных на своих компьютерах людей. В касках диджеев на головах, они потеют над сегодняшними заказами: закончить разработку сайта, сделать проект дизайна, перевести сценарий, подготовить альбом шаржей для рекламной кампании…

Мы все сидим, не доставая ногами до пола, на высоких стульях в кафе на Санкт-Оберхольц. Сидим вдоль окна, из которого открывается вид на шумный и многолюдный городской узел, на Розенталер-платц. Мелодии, сопровождающие нашу работу, такие же обволакивающие, как и пена напитков, которые мы пьем. Музыка «электро» с ее деликатными модуляциями, нет даже и речи о том, чтобы увеличить звук – мы же можем обеспокоить тех, кто предпочитает свой айпод. Никаких стрессов, никакой нервотрепки. Добро пожаловать в мир богемы цифровых технологий. Bo-nu («Бо-ню» от Bohème numérique ), как нас здесь называют, заполонили все кафе центра, и развлекаются они здесь столько же, сколько и работают. «Я разослала три или четыре эсэмэски, послушала грув (стиль музыкального исполнения) одного диджея, отредактировала досье, что-то заказала в баре… Работа, отдых? Где граница? – спрашивает себя крупная рыжеволосая молодая женщина справа от меня. – Мой кофе, мое бюро, моя жизнь…» С появлением в городе этих новых берлинцев, по большей части независимых работников, оказавшихся на мели в начале трудовой деятельности, количество баров на Санкт-Оберхольц стало расти с такой же скоростью, с какой спам проникает в наши почтовые ящики, с той только разницей, что в отличие от спама их встречают довольно благожелательно. А что же касается латте-макиато, любимого напитка этого нового поколения берлинцев, обходящихся без офисов, без определенных часов присутствия в них, то он стал настолько популярен, что появился новый термин: «латте-макиатизация города». Так что же это, работа или развлечение? Однажды в пятницу я провела исследование среди Во-nu …

8.30. Я начинаю свой рабочий день рано, по-немецки, ведь ясли закрываются в 17 часов, а мне предстоит столько всего сделать. И вот я появляюсь перед заветной дверью Studio 70 , отремонтированного с иголочки офиса коворкинга (совместной работы), расположенного на севере от Нойкёльна. Сайт Интернета пообещал мне теплую и дружескую деловую обстановку, где все работают за общим большим столом, паузы на кофе (бесплатно) в частном баре в холле при входе и даже цветной принтер. Но дверь оказалась закрытой. Объявление, нацарапанное от руки, гласит, что офис будет открыт с 10 до 18 часов. Первое наблюдение: представители богемы цифровых технологий не надрываются на работе.

10.00. Возвращение в Studio 70 . В глубине второго заднего двора дверь по-прежнему остается закрытой. В этот раз не может быть и речи о том, чтобы вернуться домой. Я устраиваюсь в булочной по соседству, непрезентабельном заведении, где пахнет хлебом промышленной выпечки, химическими средствами по уходу за домом и плохим кофе. В Берлине почти все булочные оснащены дешевыми кофеварками. Я заказываю латте-макиато, который вряд ли доставит мне удовольствие. Наблюдение второе: Bo-nu берегут свои нервы и никогда не доводят себя до стресса.