Алексей Митрофанов - Арбат. Прогулки по старой Москве

После, в эпоху «развитого социализма», на станции «прописался» какой-то мошенник – каждое утро в турникетах находили металлическую шайбочку, которую злодей швырял туда вместо жетона… А поэты посвящали станции (а также тому, в чью честь ее назвали) свои пафосные четверостишия: «Ступени, ступени, ступени – как книги, уложены в ряд. Здесь часто просиживал Ленин вечерние зори подряд…»

А затем явилась перестройка, и общественная формация вновь сменилась. Моссовет предложил станцию переименовать – скромненько, в «Моховую». Официальное обоснование предложения было довольно аккуратным: «Сокращение громоздкого и неудобопроизносимого названия».

Но вскоре в стране возникли более серьезные проблемы, и бум переименований завершился, так и не исчерпав всех своих возможностей.

А станция все так же пользовалась популярностью у литераторов – именно отсюда за страницу до конца повествования выбрался Омон Ра, герой одноименного пелевинского опуса.

И похоже, что «Библиотека» и далее будет четко отражать события наземной жизни. А иной раз – их предвосхищать.

Усадьба князей Голицыных (Малый Знаменский, дом №5) выстроена в восемнадцатом веке.

Недалеко от здания РГБ находится одна из знаменитейших усадеб города. Поначалу это была собственность князей Голицыных. А в 1790 году усадьбу приобрело семейство Вяземских. Их сын, Петр Андреевич (кстати, друг Пушкина), писал: «Родительский дом не отличался ни внешней пышностью, ни лакомыми пиршествами… Князь Лобанов говорил мне долго по кончине отца моего: „…Уж, конечно, не роскошью зазывал он всю Москву, должно признаться, что кормил он нас за ужином довольно плохо, а когда хотел похвастаться искусством повара своего, то бывало еще хуже“».

Скорее всего, поначалу гостей привлекал в усадьбу Николай Карамзин, который в самом начале прошлого столетия женился на сестре Петра Андреевича. Об этой девушке Ф. Вигель оставил такие воспоминания: «Она была бела, холодна, прекрасна, как статуя древности. Душевный жар, скрытый под этой мраморной оболочкой, мог узнать я только позже».

Впрочем, когда Петр Андреевич подрос, он сам сделался главной достопримечательностью дома. Этот оригинал оставил свой автопортрет: «У меня маленькие и серые глаза, вздернутый нос… Как бы в вознаграждение за маленький размер этих двух частей моего лица, мой рот, щеки и уши очень велики. Что касается до остального тела, то я – не Эзоп, не Аполлон Бельведерский. У меня чувствительное сердце, и я благодарю за него Всевышнего!.. У меня воображение горячее, быстро воспламеняющееся, восторженное, никогда не остающееся спокойным. Я очень люблю изучение некоторых предметов, в особенности поэзии… Я не глуп, но мой ум очень забавен».

Видимо, неспроста он был первейшим другом Пушкина.

В скором времени это владение купили господа Тутолмины, затем тут обитали Долгорукие… К концу прошлого столетия усадьба, как и ее не менее достойные соседи, утеряла старое дворянское очарование и стала сдаваться внаем. Правда, этому владению везло на съемщиков. К примеру, тут проживал художник Серов, и дочь его с восторгом вспоминала: «При доме был особый двор и большой чудесный сад. Там, где теперь Музей изящных искусств имени Пушкина, находился плац, на котором проезжали верховых лошадей, и мы детьми залезали на деревья и часами наблюдали это зрелище».

Проживал тут и другой художник, Николай Мартынов (у него брали уроки живописи будущие издатели братья Сабашниковы). Впрочем, эта квартира была известна не столько творческими встречами, сколько жареными пирожками с гречневой кашей, луком и грибами, которые готовила супруга Мартынова.

После революции значимость дворца повысилась неоднократно. Здесь, например, обосновалось УЛИСО – Управление личного состава флота. В УЛИСО служила знаменитая писательница-революционерка Лариса Рейснер. Тут же была и ее квартира. Сохранилось описание этого жилища, оставленное Львом Никулиным: «Один угол комнаты со стенами чуть не метровой толщины занимала канцелярия флаг-секретаря комфлота, в других углах на столах и диванах лежали трофеи – сигареты, английские консервы, оружие, любительские фронтовые фотографии. На одной был изображен весь обвешанный оружием чернобородый человек в каракулевой папахе – вождь партизан Кучек-хан; помнятся еще фотоснимки, запечатлевшие вооруженные пароходы флотилии – миноносец „Карл Либкнехт“, яхту комфлота „Межень“ с пробоиной от снаряда, отряд моряков в строю, опять моряки в живописных позах, группой у пулемета и даже верхом».

О старых дворянских традициях в бывшей усадьбе не вспоминали.

А в 1933 году дворец отдали под Музей Маркса и Энгельса. Путеводитель по Москве 1937 года разъяснял: «Задача музея – показать жизнь и деятельность великих основоположников научного коммунизма – Маркса и Энгельса —

в свете истории международного революционного рабочего движения, показать методы работы Маркса и Энгельса, мировое распространение их произведений и работу Института Маркса – Энгельса – Ленина по изданию литературного наследства Маркса и Энгельса».

Музейщики собрали все, что относилось к жизни «великих основоположников»: автографы, гравюры, фотографии, плакаты… И каждый правильный москвич мог приобщиться к жизни своих кумиров. Правда, не исключено, что многие из посетителей ходили сюда ради интерьеров старого дворянского особняка. Но их вполне можно понять.

Спокойствие дома было вновь нарушено в начале девяностых, когда здание музея вдруг передали «возрожденному» дворянскому собранию. Тут одновременно проходили «светские рауты» (в том виде, как их представляли высокородные «потомки») и работала редакция строгого журнала «Коммунист». Впрочем, к тому времени журнал переименовали – как ни странно, в «Свободную мысль».

Разумеется, «свободомыслевцы» и господа дворяне постоянно ссорились, писали друг на друга пасквили, жаловались друг на друга журналистам…

Здание гостиницы «Петергоф» (Воздвиженка, 4) выстроено в 1901 году архитектором В. Шаубом.

История этого места началась в 1859 году, когда подрядчик, господин Скворцов, руководил строительством моста через Москву-реку. И из остатков старой переправы (эти, с позволения сказать, остатки были очень прочными, и переправу приходилось разбирать с помощью пороха) сделал себе весьма приличный домик с меблированными комнатами и трактиром.

Номера эти сразу прозвали «скворечником», а жильцов их – «скворцами». Попасть в число «скворцов» было большой удачей: хозяин славился своей терпимостью и мог сносить неплатежи годами.