Борис Воробьев - Под флагом смерти. Пиратские хроники

Переговоры произошли в южной Италии, возле Мисенского мыса, в 38 году до нашей эры. Тогда-то, по рассказу Плутарха, и выпал момент, когда Секст мог оказаться владыкой Рима. Это произошло в тот день, когда Секст принимал на своем корабле Октавиана и Антония. В разгар трапезы, последовавшей после официальной части, один из военачальников Секста предложил ему перерубить якорные канаты и выйти в открытое море. В случае если бы Секст согласился на это, Октавиан и Антоний становились пленниками, с которыми можно было поступить как угодно.

Но Секст не пошел па вероломство. Нанеся ответный визит триумвирам, он возвратился на Сицилию.

Мир, подписанный у Мисенского мыса, предусматривал большие льготы для Секста. Во-первых, за ним сохранялись Сицилия, Корсика и Сардиния; во-вторых, объявлялась амнистия всем соратникам Секста, а в-третьих, рабам, служившим в войсках Секста, даровалась свобода – как когда-то обещал им их предводитель. В ответ на эти привилегии триумвиры потребовали от Секста снять морскую блокаду и впредь не принимать в войско рабов.

Однако мир царил недолго. Вскоре один из навархов Секста, Менодор, тот самый, который когда-то предложил отделаться от триумвиров, перешел на сторону римлян, передав им Сардинию. Секст возобновил военные действия, но в решающем сражении был разбит римским флотом под командованием Агриппы. Сказалось преимущество римлян в кораблях: против ста восьмидесяти кораблей Секста они выставили четыреста двадцать.

Секст бежал сначала в Мессану (современная Мессина), а потом в Малую Азию. Там он и погиб – в Милете, в 35 году до нашей эры, как полагают, в результате происков Октавиана.

И все же родина пиратства не Средиземноморье. На несколько тысячелетий (!) раньше оно уже пышным цветом цвело в морях Юго-Восточной Азии, но у исследователей слишком мало материалов, чтобы нарисовать четкую картину пиратства той поры.

Гораздо лучше обстоит дело с поздними временами, и тут мы сначала возвращаемся в Средиземное море, а из него переносимся через целый океан – Атлантический – к берегам Центральной и Южной Америки, в так называемую Вест-Индию, пиратскую эру которой принято считать классической.

И тут и там мы видим не просто случайные сообщества людей, собравшихся для того, чтобы было безопаснее убивать и грабить, но целые государства и республики, с могуществом которых считались европейские государи.

На Средиземном море такими государствами являлись Тунис, Алжир, Триполи, в Вест-Индии пиратские братства Тортуги, Ямайки и Багамских островов.

Весь XVI век прошел на Средиземноморье под знаком борьбы европейских государств против тунисских и алжирских пиратов, которых принято называть варварийскими (правильнее – «берберийские», от Берберии, как называли в то время берега Северной Африки). Возглавляемые талантливыми предводителями, они успешно противостояли коалиции в составе Испании, Франции, Венеции, Мальты, во главе которой стоял император Священной Римской империи Карл V, бывший одновременно и королем Испании, и флотом которой командовал лучший флотоводец того времени генуэзский адмирал Андреа Дориа. Лишь громадным напряжением сил коалиция нанесла пиратам поражение в решающей битве при Лепанто в октябре 1571 года. В той самой битве, где потерял руку Мигель Сервантес, будущий автор бессмертного «Дон Кихота».

Через столетие такое же упорное противостояние отмечается в бассейне Карибского моря, когда целые эскадры из стран Старого Света – испанские, английские, французские, голландские – пытались разгромить пиратские сообщества на Тортуге, Ямайке и Багамах. В конце концов, победа склонилась на сторону правительственных флотов, но для этого пришлось привлечь огромные силы и средства. И конечно же немалую роль сыграл здесь принцип: «Разделяй и властвуй», когда правительства той же Англии или Франции с помощью больших денег и предоставления высоких должностей привлекали на свою сторону крупнейших пиратских вожаков, поручая им вести борьбу против бывших товарищей.

Наибольшую известность среди этих людей приобрели англичане Генри Мейнуэринг и его тезка Генри Морган. Пословица гласит: «Нет худшего врага, чем бывший друг». И это на опыте доказали как Мейнуэринг, так и Морган. Первого приблизил к себе король Яков I и сразу же поручил ему очистить от пиратов пролив Ла-Манш, что Мейнуэринг и сделал. Впоследствии, получив высокие придворные чины, бывший пират взялся за перо и написал своего рода инструкцию по борьбе… с пиратами. Ее рукопись, названная «Об истоках, обычаях и искоренении пиратства», и по сей день хранится в Британском музее. Умер Мейнуэринг членом английского парламента.

Королем же, но только Карлом II, был обласкан и другой знаменитый флибустьер XVII века, Генри Морган. Нажив на грабежах огромное состояние, он, как и Мейнуэринг, принял предложение правительства возглавить преследование пиратов в Карибском море, которое взрастило Моргана именно как пирата. Свою задачу он выполнил блестяще и стал вице-губернатором Ямайки, куда не раз приходил после разбоев со всей своей эскадрой, чтобы продать награбленное и покутить в многочисленных тавернах Порт-Pойяла.

Но кем же были все эти люди, выбравшие своей профессией разбой на морских дорогах и убийства? К каким слоям общества принадлежали? И в чем вообще корень пиратства как явления?

Очень распространено мнение, что пираты – это сплошь и рядом деклассированный элемент. Верно, если обратиться к эпохе, когда пиратство достигло пика своего развития в бассейне Карибского моря, то есть в XVII веке. Но ведь оно имеет, как мы уже говорили, почти девятитысячелетнюю историю. Ведь уже во времена Древнего Рима и позже существовали целые пиратские государства. Неужели их население было все деклассировано? Но такого просто не может быть, потому что не может быть никогда! Представить, что весь народ, скажем, древней Киликии или средневекового Алжира состоял из одних уголовников, невозможно. Да и не надо этого представлять, поскольку дело в другом, в том, что и в эпоху Древнего Рима, и в эпоху варварийских пиратов морской грабеж не считался преступлением в среде тех, кто грабил. Это был образ жизни и вполне законное занятие. Повторяем – лишь для киликийцев или жителей Алжира, поскольку для тех, кого они грабили, они являлись преступниками.

Но если посмотреть поглубже – разве Римская империя не являлась одним коллективным грабителем? Являлась, да еще каким! Весь древний мир был ограблен Римом, и те богатства, которые он вывез из завоеванных стран, в сотни и тысячи раз превышали добычу, полученную всеми пиратами вообще. Так что все относительно, как только мы начинаем сравнивать явления и их масштабы.