Александр Носов - 1914

– Вот как вы думаете, зачем я к вам привязался?

И снова, не дождавшись ответа, добавил:

– Потому что вы очень достойный молодой человек, способный на многое.

Тадей все ожидал звонка об окончании антракта, но спасение не торопилось.

– Здесь все скрывает тайны человеческой низости, пороков и тщеславия, замаскированных под добродетель и респектабельность.

Пан Леон с трудом прищурил свои круглые и черные, как спелые оливки, глаза и показал коротким толстым пальцем вниз:

– Пан студент, знаете, что там?

Тадей недоуменно пожал плечами, будучи не в состоянии постичь глубины мысли своего собеседника.

– Под этим роскошным театром, переполненным архитектурными изысками, позолотой и лепниной, громадными зеркалами? – вновь повторил пан Леон и, уже не ожидая ответа, убедившись в полной умственной несостоятельности всех окружающих, ехидно добавил:

– Грязь, потоки нечистот, что стекаются в речку Полтву, протекающую под самым театром, – и, наконец успокоившись таким важным сообщением, словно выстрелил взглядом:

– Пан студент, скоро и сами узнаете, что скрывается под этим фальшивым блеском и позолотой!

– Вы знаете, что эта роскошь была свидетелем многих преступлений? – Пан Леон в восторге даже закатил свои темные глазки и причмокнул полными губами, словно восторгаясь невидимыми или уже давно забытыми событиями, потрясшими жизнь Лемберга. – Вы знаете, в Опере покончил с собой из-за несчастной любви окулист Бужинский, – и, довольный собой, пан Леон снова завертел тросточкой.

– Два года назад юрист и банкир Станислав Левицкий в припадке дикой ревности перед спектаклем влетел в гримерную певицы Янины Оленской-Шендерович и разрядил в прекрасное тело своей пани все патроны из барабана нагана.

Тадей ощутил, как излияния назойливого собеседника начали погружать его в какой-то транс.

– Вы только посмотрите на них, – и тросточка едва приподнялась в сторону представительного пана с немного поседевшей головой. Из-под расстегнутой полы дорогого темного костюма тускло поблескивала массивная золотая цепь, а пальцы были усыпаны перстнями. Под руку он вел роскошную даму в нарядном розовом платье с богатым золотым шитьем вокруг воротника, открывающего привядшую шею, украшенную дорогими ожерельями.

– Паны Гусинские – богатые, знатные и всегда садятся в первом ряду перед сценой. Только это все маска, а живут каждый отдельно, он – с любовницей-секретаршей, а пани – с учителем музыки ее дочери, – скептическая улыбка всезнания растянула губы Леона.

– Пану студенту суждено еще многое, и с вами я встречусь снова, – ошарашенный неожиданными излияниями, Тадей даже замешкался и отвел взгляд на красивую белокурую девушку, пронзившую его взглядом голубых глаз.

Пан Леон словно где-то растворился, и растерянный студент заметил только молчаливую пустоту, даже обошел вокруг колонны, пытаясь разгадать очередную шараду странного незнакомца.

Прозвенел звонок и Тадей едва успел добраться на свой дальний балкон, как сразу начали гаснуть огни. Свет выделял и отделял сцену, где рождалось волшебное действо, и, наконец, появилась Примадонна.

Высокое сопрано прорезало зал, взлетело под самый купол и заполнило каждый уголок, долетело до ушей жаждущих прикоснуться к чему-то необычно высокому и значительному. Даже немного подвыпившие паны в конце зала у самой двери, пришедшие под конвоем своих жен, учительниц женских гимназий, вдруг проснулись. Из полусладкой дремоты мягких бархатных кресел их вырвал необычный голос.

– Надо же, как поет, – недоумевал краснолицый пан и машинально стал доставать латунный портсигар, но, получив толчок острого локтя своей строгой супруги, сразу успокоился.

Зал театра еще задолго до начала спектакля был переполнен ожиданием волшебной сказки, которую только здесь можно было увидеть воочию.

Сегодня был особый день в жизни Лемберга, когда после долгих странствий по лучшим оперным сценам мира наконец должна была появиться знаменитая Примадонна. Несколько месяцев газеты взахлеб смаковали подробности выступлений знаменитой землячки в театрах от Варшавы и Вены до Мадрида и Александрии. И сквозь пеструю вязь описаний оперных сцен, деталей роскошных нарядов и бесподобных декораций, восторга публики, сопровождающегося долгими овациями и громадными корзинами цветов, читатели газет упорно выискивали нечто другое, способное пощекотать нервы и заполнить сердца сладкой истомой.

Примадонна волею судьбы и большого таланта будто оказалась одной из небожителей, изображенных на театральном занавесе – ведь она и в самом деле общалась с небожителями. Знаменитые Джузеппе Русситано, Энрико Карузо, Титто Руффо были постоянными спутниками ее артистической жизни с многочасовыми репетициями до полного изнеможения, а там и общий отдых…

Богатое воображение многочисленных почитателей словно сквозь замочную скважину пыталось увидеть, что скрывается за нарядами и роскошным убранством театральных действий, надеясь отыскать нечто порочное, способное сразу уравнять измученного жизнью обывателя с Примадонной. Даже громкий удар от падения в соседнем ряду полутемного балкона не смог вывести из состояния оцепенения, вызванного удивительной экспрессией пения.

Тадей проглотил застрявший в горле комок и вытянул вперед худую шею, будто его неумолимо тянула сила Сирены на сцене и грозила полностью лишить самообладания и рассудка.

Профессор Высоцкий на лекциях о современном искусстве часто приводил в пример театральный занавес как почти недостижимый идеал. Тадей случайно прочитал на круглой тумбе объявление о приезде Примадонны и предстоящей премьере «Аиды». Он дожевал последнюю булочку с маком и решил, что завтра будет самый удачный случай рассмотреть занавес на сцене театра. Только вчера Тадей получил денежный перевод и ощутил себя почти сказочным Крезом.

Билет на место даже в самом дальнем углу театра оказался очень дорогим. Тадей замешкался перед кассиром в маленьком окошке.

– Будете брать? – уже с нетерпением повторил усатый кассир, а затем раздраженно взял деньги.

Тадей немного разбирался в музыке, но даже знаменитый «Парнас» не потряс его так, как появление Примадонны.

– Богиня, настоящая богиня! – наконец он нашел сравнение для передачи своих чувств. Сначала он побледнел от восторга, а затем стал краснеть и длинными тонкими пальцами вцепился в деревянные подлокотники кресла. Даже когда Примадонна, спев очередную партию и величаво поклонившись, ушла за кулисы, Тадей продолжал яростно хлопать уже в полной тишине, пока кто-то не толкнул его в бок.

Провинциальное воспитание на высоких идеалах, переполнявших гимназические учебники и учеба в академии с культом античной красоты до предела обострили и без того юную чуткую душу. Тадей все смутно надеялся, что когда-нибудь встретит в своей жизни нечто соответствующее мечтам и идеалам.