Сергей Михеенков - Пуля калибра 7,92 (сборник)

Утром, на рассвете, когда рота, поделив остатки спирта, изготовилась к тому, чтобы по команде капитана Солодовникова и взводных выскочить на бруствер и попытать счастья на нейтральной полосе, а потом, если повезёт, и в немецких окопах, поступил приказ об отмене атаки.

В первый взвод пришёл посыльной, разыскал Воронцова и передал приказ ротного срочно прибыть к нему на НП. Воронцов и сам собирался идти к Солодовникову, чтобы получить разрешение на похороны убитых ночью.

Убитых было семеро. Два казаха, танкист, бывший повар из полковой роты связи и трое уголовников, прибывших из московской пересыльной тюрьмы с отсрочкой приговора. Все из последнего пополнения. Воронцов даже не успел запомнить ни их лиц, ни фамилий.

На фронте нельзя привыкать ни к чему. Даже к оружию. Сегодня оно у тебя одно, завтра другое. А уж к людям лучше не привыкать, тем более к подчинённым, за кого несёшь ответственность.

На НП собрались все командиры взводов. Ротный окинул их взглядом, поставил задачу: день стоим в обороне, вечером, как только стемнеет, придёт смена; отходить в тыл четырьмя потоками, там, в лесу, построиться повзводно и – до пункта назначения, о котором будет сообщено на марше дополнительно. Потом вдруг сказал:

– Младший лейтенант Воронцов, у тебя фляжка с собой?

– Так точно, – ответил Воронцов.

– А что в ней? Вода или что-нибудь неуставное?

– Вода, товарищ капитан. Свежая. Ночью бойцы из родника принесли.

– Так, о роднике. – Ротный снова нахмурился. – Всем зарубить себе на носу: категорически запрещаю ходить туда днём и в любое светлое время суток. Там работает снайпер. Нелюбин, это твой участок?

– Так точно, мой. За два дня – двое убитых, трое раненых.

– Слышали? Так он нам половину роты выбьет. Без боя. – И без всякого перехода: – А тебе, Воронцов, выражаю благодарность за ночной бой и поздравляю с присвоением очередного воинского звания – лейтенант! За что и выпить положено. А у тебя во фляжке – вода. Ухвати тебя за душу!

В землянке на мгновение воцарилась тишина. И только ротный, довольный тем, какой эффект произвела его короткая и внезапная речь, поскрипывал новенькими сапогами и выжидающе смотрел на лейтенантов.

– Да ради такого случая и покрепче что-нибудь найдётся! – тут же зашумели лейтенанты.

Нелюбин, получивший вторую звёздочку на погоны ещё в мае, первым обнял Воронцова. Капитан Солодовников подождал, когда наполнят стаканы, опустил в один из них зелёные лейтенантские звёздочки полевых погон, достал бумаги, прочитал одну из них – выписку из приказа о присвоении очередного воинского звания. Потом прочитал ещё две – о награждении младшего лейтенанта Воронцова сразу двумя боевыми наградами. Воронцов слушал слова ротного и в голове у него всё начало путаться. Ему вдруг показалось, что его разыгрывают, что сейчас все рассмеются и начнут хлопать по плечу, как распоследнего ваньку… Видимо, ротному просто захотелось найти повод выпить со своими лейтенантами, пока позволяют обстоятельства. Приказ о присвоении звания лейтенанта, может, и правда, а всё остальное… Хотя Воронцов знал, что наградной лист на него в штаб дивизии ушёл давно. Но все уже получили свои медали, кто «За отвагу», кто «За боевые заслуги», а его документы где-то застряли. Ротный написал представление после первого же боя, когда его третий взвод, сформированный из бывших власовцев, отличился во время атаки на Зайцеву гору, когда они сожгли танк и отбили три контратаки.

Капитан Солодовников вытащил из стола две коробочки. В одной лежала новенькая медаль «За отвагу», в другой такой же опрятный, отсвечивающий глянцем рубиновой эмали орден Красной Звезды. Взял обе награды, опустил их в наполненный стакан и протянул Воронцову. И только когда Воронцов выпил водку и обступившие его товарищи схватили его за плечи, за голову и начали вытряхивать в рот всё, что ещё оставалось в стакане, вот тогда он понял, что наконец наступил тот день, когда он, Санька Воронцов, стал не просто офицером Красной Армии, а получил очередное воинское звание, что родина его не забыла и что настоящими боевыми наградами, имеющими соответствующие номерные знаки и удостоверения со всеми печатями и подписями, отмечены не только его личная храбрость, но и умение управлять вверенным ему подразделением в условиях боя. Нет, не забыла Родина его солдатскую работу.

– Ну что, мои верные окопники! – Ротный обвёл сияющим взглядом всех своих лейтенантов. – Выпьемте ж и мы! Ухвати вас!..

Выпили. Потянулись к банкам с рыбными консервами и американской тушёнкой, тут же неизвестно откуда появившейся на столе. Заговорили, засмеялись, наперебой поздравляя Воронцова.

– Прокалывай дырку, Воронцов! Боевые награды носить надо!

– Давай, давай, Сашка, вешай свои медали, – толкнул его Нелюбин. – Я свою уже почти износил. – И он указал на потёртую, с погнутыми уголками узкой, старого, довоенного образца, колодки «За отвагу», полученную им давно, ещё за московские бои.

Воронцов привинтил орден, потом, над другим карманом гимнастёрки, приколол медаль и почувствовал, что слёзы заполняют глаза и душат, тугой внезапной волной перехватывая горло. Нет-нет, только не это. Кто-то подал ему стакан. Он тут же выпил, чтобы подавить в себе слабость.

– Ешь, Сашок, ешь, а то свалишься, – слышал он рядом заботливый голос Нелюбина.

…Днём Воронцов отобрал десятерых бойцов и приказал им выносить тела убитых во время ночной вылазки. Бойцы сколотили из жердей трое носилок, взяли у артиллеристов большие сапёрные лопаты и принялись копать яму.

Воронцов сам выбрал место. На берёзовой опушке, на краю небольшого лесного поля, уходящего в тыл. На просторной луговине, где гуляет ветер и гнёт до земли волны лугового ковыля и овсяницы. До того, как они принесли сюда первых убитых, здесь пахло мёдом, как пахнет всегда июльское разнотравье.

– Вот тут пусть и лежат. Хорошее место, – сказал Воронцов. Он посмотрел на своего помкомвзвода Численко, взял у него из рук лопату и разметил прямоугольник. – Давайте, ребята. Вот для них – последняя трассировка. Времени у нас один час. Надо успеть.

Тела убитых складывали на земле возле берёзы, в теньке. Их уже начинало разносить. И тяжёлый смрад потянуло ветерком в поле.

– Быстрее надо, товарищ лейтенант. – Численко разделся до пояса, выкидывал рыхлый песчаный грунт на край ямы. – Вон, мухота уже в ноздри полезла.

Вместе с последними носилками пришли четверо человек. Воронцов знал их – полковая похоронная команда. Вёл их пожилой сержант. Увидев лейтенанта, сержант козырнул и сказал равнодушным тоном:

– Мы бы и сами справились, товарищ лейтенант.