Люттоли - Д'Арманьяки

– Я думаю над этим! – королева кокетливо улыбнулась герцогу Бургундскому.

– Я слышал, вы были в плену кузен?! – не вовремя раздался голос короля, – крестовый поход закончился плачевно. Турки разбили вас под Никополем. Надеюсь, вы не слишком страдали в плену, у турок?

Герцог Бургундский, был явно озадачен словами короля.

– Я пробыл в плену менее года, Сир. К тому же эти события имели место одиннадцать лет назад.

– Время скоротечно кузен! – король вздохнул, погружаясь в обычное состояние полного безразличия.

Никто из тех, кто слышал слова короля, так и не понял, что он имел в виду.

По новому взрыву криков и проклятий, все поняли, что осуждённые покинули Шатле. И действительно, ровно без четверти двенадцать, повозка, запряжённая двумя чёрными быками, в которой, стоя везли заключенных, покинула стены Шатле.

Впереди заключенных, следовала небольшая процессия. Вся процессия была облачена в престранные одежды. У всех на головах были венки из роз. Процессия пела какую то весёлую песню. В общем, создавалось впечатление, будто затевается некое торжество, а не казнь. Повозку с заключёнными сопровождали десять стражников, ехавших по обе стороны. Люди, сыпля проклятиями в адрес осуждённых нехотя расступались перед процессией. Проклятия сыпались на заключенных не переставая, отчего в воздухе повис, непрекращающийся гул. Но люди не ограничились одними проклятиями. У многих в руках оказались гнилые помидоры и яйца, которые тут же были пущены в ход.

– Смерть подлым Д,Арманьякам! Смерть изменникам!

Все трое сохраняли невозмутимый, а правильнее сказать – равнодушный вид. Ни яйца, ни гнилые помидоры, ни многочисленные проклятия, никак не сказывались на выражении их лиц. Лишь граф Д,Арманьяк изредка бросал на сына обеспокоенный взгляд. Филипп держался с непоколебимой твёрдостью. Со стороны казалось, будто он вообще ничего не замечает.

Всё верхнее одеяние осуждённых состояло из белой рубашки, на которой после попадания яиц и помидоров то и дело оставались следы желтоватого и красноватых оттенков.

Осуждённые, под непрекращающийся град проклятий, достигли площади Пилори. Их вывели из повозки и подвели к помосту с плахой. Огромного роста палач, с крепкими ручищами, в которых легко умещалось древко топора, стоял на помосте и следил за осуждёнными.

Гилберт де Лануа, распорядитель казни, поднялся на помост и коротко бросил палачу;

– Приступай!

– Среди них ребёнок! – последовал неуверенный ответ палача, – мне не приходилось казнить детей.

– Придётся! – коротко ответил Гилберт де Лануа, покидая помост.

Палачу не понравились эти слова. Сквозь прорезь маски, глаза палача с неприязнью следили за мрачной фигурой Гилберта де Лануа.

Герцог Бургундский встал со своего места и взмахнул белым платком.

Ги де Монтегю поднялся на помост. Прочитав короткую молитву и бросив последний взгляд на своего друга, он встал на колени и положил голову на плаху.

Палач одним уверенным ударом, отсёк ему голову.

– Прощай мой друг! – тихо прошептал граф Арманьяк, – скоро мы вновь увидимся.

Он снял со своего пальца перстень – символ дома Д,Арманьяков и протянул Филиппу.

– Пусть недолго, но ты станешь графом Д,Арманьяк!

Отец с сыном крепко обнялись.

– Прости меня! – прошептал граф, когда подручные палача повели его на казнь.

Огромная толпа замолчала, в ожидании того, как падёт голова, главного из Д,Арманьяков.

Граф Арманьяк встал на колени и собирался положить голову на плаху, когда услышал голос сына:

– Монсеньор, для меня было честью жить рядом с вами. Для меня будет честью умереть рядом с вами!

Светлая улыбка осветила лицо графа. Не колеблясь, он положил голову на плаху.

– Бернар, муж мой! – раздался душераздирающий крик.

Женщина с растрёпанными волосами пыталась пробиться к плахе, но стража её не пускала. Палач опустил топор, на глазах рыдающей графини и на глазах Филиппа. Толпа приветствовала смерть графа Д,Арманьяк восторженными криками. Филипп, не ожидая когда его поведут на помост, легко вскочил на него и пока убирали тело его отца, гневно закричал в толпу.

– Замолчите, слышите вы, все замолчите. Имейте уважение если не к графу Д,Арманьяк, который в жизни не сделал ничего плохого, так хотя бы к сыну потерявшему отца.

Филипп стоял на помосте, в крови собственного отца и весь его облик пылал гневом и яростью. Он смотрел прямо в толпу. И люди, поражённые необыкновенной смелостью и непредсказуемым поведением мальчика, невольно один за другим замолкали. Дождавшись, когда наступит полная тишина, Филипп повернулся к палачу и с твёрдостью, поразившую свидетелей этой сцены, бросил:

– Я в вашем распоряжении мэтр!

Герцог бургундский встал, собираясь подать сигнал к казни, но был остановлен графиней Д,Арманьяк. Несчастная женщина бросилась к ногам герцога Бургундского.

– Пощадите моего сына, пощадите, – умоляла женщина. – Великодушный герцог, пощадите его, Герцог Бургундский поднял за плечи графиню Д,Арманьяк. Её тут же оттащил в сторону. Графиня ни на миг не переставала молить о помощи.

Герцог Бургундский выждал короткое время, а потом громко заговорил.

– Жители славного города Парижа, я не хочу стать детоубийцей. Поэтому я согласен пощадить последнего из Д,Арманьяков, хотя он собственноручно убил пятерых бургундцев.

При этих словах, Гилберт де Лануа обменялся беспокойными взглядами с Кабошем, который более всех предвкушал смерть Филиппа, потому что узнал в нём того, кто лишил его части руки.

– Если этот мальчик поклянётся мне в верности, я пощажу его! – закончил герцог Бургундский, совершенно довольный собой.

– Клятву! Клятву! – раздался нестройный хор голосов.

Филипп видел горестное лицо матери и слышал её слова.

– Клянись Филипп, клянись!

Филипп поднял правую руку. Всё вокруг него мгновенно затихло. Люди с нетерпением ждали, когда он заговорит. Филипп не заставил себя долго ждать.

– Клянусь! – громко и отчётливо заговорил Филипп, – клянусь вам, герцог Бургундский, если вы помилуете меня… Филипп сделал паузу, глядя на довольную улыбку герцога Бургундского, – клянусь, где бы вы не были, где бы не прятались, я настигну вас и убью, не дав времени на покаяние, – голос Филиппа взлетел высоко. – Гордость и Честь! Слава и Доблесть! Бесстрашие и Отвага! Вот девиз Д,Арманьяка! А теперь делайте то что должны, мэтр! – Филипп встал на колени и положил голову на плаху. Потрясённые зрители не верили происходящему. Столько мужества было в Филиппе, что все вокруг просто растерялись. Все за исключением герцога Бургундского, который с перекошенным лицом взмахивал белым платком, к великой радости Лануа и Кабоша.