Люттоли - Д'Арманьяки

Наше повествование начинается с 10 сентября 1407 года. Но, прежде чем начать наше повествование, бросим лёгкий взгляд на Париж.

В то время Париж был разделен на две части. Старый город и новый город.

Старый город по всему периметру окружала стена Филиппа Августа. Здесь находился центр Парижа, Собор Парижской Богоматери, университет Сорбонна, госпиталь, церковь святой Катерины, аббатство святой Магноир и много других, не менее известных мест. В самой середине старого города протекала Сена. Через нее были переброшены три моста, соединяющие правый берег с левым.

Вторая стена, построенная Карлом V, охватила более обширную территорию. Она окольцовывала Париж, на западе заканчиваясь у берега Сены, возле Лувра, и соединялась малой стеной со старым городом. На востоке она также заканчивалась у берега Сены, невдалеке от Бастилии, и соединялась со старым городом.

Первая внутренняя стена напоминала формой овал, вторая – незаконченный шестиугольник. Взобравшись на холм в близлежащих окрестностях Парижа, люди могли наблюдать полную картину лежавшего перед ними города, который своими формами весьма напоминал человеческое лицо со шляпой на голове. Шесть массивных ворот, у которых денно и нощно дежурила многочисленная стража, служили выездом и въездом из Парижа.

Вечером многочисленные узкие улицы Парижа погружались во мрак. Редкие светильники, прикрепленные на небольшой высоте к деревянным столбам, весьма слабо освещали ночной город. Он словно в одночасье вымирал, ибо горожане опасались выходить по ночам из домов по причине большого количества грабителей, промышлявших на улицах Парижа. Лишь городская стража, охранявшая покой горожан, разъезжала по ночным улицам. Они предупреждали о своем появлении громкими криками:

– Берегись, стража!

Если кто и бодрствовал, кроме стражи, так это священники. Они оставляли двери церквей открытыми и всякий желающий помолиться или раскаяться, а возможно просто почувствовать дуновение божественного проведения, мог прийти в надежде получить понимание и сочувствие.

Однако не все отсиживались по домам в эту ночь. Одинокий всадник, облаченный в богатые одежды и вооруженный мечом, неторопливо ехал по одной из улиц Парижа. На попоне золотыми нитками был вышит герб всадника – королевские лилии.

Герцог Орлеанский, а это был именно он, остановился возле двухстворчатых железных ворот с кованой резьбой, кои украшали вход во дворец Барбет, или как его еще называли, малыми покоями королевы. Герцог не стал заезжать во дворец с главного входа. Он обогнул дворец с левой стороны и, через несколько минут подъехал к неприметной на вид калитке. Когда герцог спешился, он услышал скрип отворяемой калитки. Обернувшись, он увидел молодую женщину, стоявшую в проеме двери. На ней было простенькое платье и незамысловатая накидка. В руках женщина держала горящий светильник.

Молодая женщина поклонилась герцогу Орлеанскому. В тишине прозвучал приглушённый голос.

– Ее величество ждет, ваше высочество!

Герцог Орлеанский привязал коня к дереву раскинувшему ветви совсем рядом с калиткой, а затем без излишних слов последовал за своей провожатой. Молодая женщина дождалась, когда герцог Орлеанский войдет внутрь. После этого она заперла калитку на засов и повела герцога по одной из аллей сада к зданию дворца. Пламя светильника освещало им путь. Они вошли во дворец, и сразу попали в длинный, безлюдный коридор. Молодая женщина провела герцога Орлеанского до конца коридора, в котором не было ни дверей, ни окон, и они оказались в тупике. Молодая женщина подошла к стоящей перед ними каменной стене, шириной не более чем в два шага, и уверенно нажала рукой на один из камней. Стена слева от нее открыла узкий проход к основанию крутой лестницы. Они поднялись по лестнице наверх и оказались на небольшой слабоосвещенной площадке с одной-единственной дверью. Здесь она оставила герцога Орлеанского одного и ушла. Герцог Орлеанский уверенно отворил дверь и вошел в покои королевы.

Везде царил полумрак, но даже он не умалял обстановки, царившей в комнате. Полы устилали мягкие ковры, на стенах меж канделябров висели картины, посередине стоял круглый стол с красивыми резными ножками. Он был уставлен яствами. Несколько богато украшенных резьбой кресел стояли возле стола. Но самой примечательной в комнате была кровать, широкая, с белоснежным пологом, покрытая шелковым постельным бельем. На ней лежала очень красивая полуобнаженная женщина в воздушном одеянии из тончайшего батиста. Пальцы женщины были унизаны перстнями из драгоценных металлов. Взгляд, как и обстановка комнаты, выражал некое таинственное обещание.

Отбросив шляпу и на ходу стаскивая перчатки с рук, герцог Орлеанский опустился на край кровати рядом с королевой. С неподражаемой грацией королева протянула руку, усыпанную кольцами. Герцог один за другим медленно перецеловал все ее изящные пальчики и при этом не сводил страстного взгляда с королевы. Королева недовольно сморщила лицо.

– От вас просто веет холодом, – в её словах одновременно зазвучали разочарование и кокетство.

– Оскорбляя меня, любовь моя, вы должны быть готовы к возможным последствиям.

Герцог Орлеанский сбросил одежду и бросился на королеву, впиваясь ей в губы.

– Уже лучше, – прошептала королева, – но недостаточно убедительно.

Её слова заставили герцога издать возглас негодования. Он стал покрывать тело королевы быстрыми поцелуями. Не желая дольше терпеть, королева прижала двумя руками голову герцога к груди.

Любовные игры королевы и герцога Орлеанского продолжались более двух часов. Когда они, наконец, насытились плотскими утехами, обнажённая королева осталась нежиться в постели, а герцог Орлеанский, всегда испытывающий голод после занятий любовью с королевой, незамедлительно уселся за заранее приготовленный для него стол, на котором лежал обильный ужин и бутылка вина.

Герцог Орлеанский отдал должное и ужину и прекрасному вину. Пока он поглощал пищу, королева из – под опущенных ресниц следила за ним. Едва дождавшись, когда герцог Орлеанский покончит с ужином, королева деланно-равнодушным тоном произнесла:

– Знаете кузен, я видела утром его величество во дворце Сен-Поль!

Слова королевы прозвучали весьма неуместно. Герцог Орлеанский слыл человеком щепетильным, и не любил, когда королева упоминала о короле во время любовных встреч, тем самым напоминая ему, что его любовница ни кто иная как супруга его собственного брата. Притворившись, будто слова королевы ничуть не задели его, герцог равнодушно поинтересовался: