Рут Гудман - Искусство провокации. Как толкали на преступления, пьянствовали и оправдывали разврат в Британии эпохи Возрождения

На одних словах далеко не уйдешь. Немало боли можно было причинить и жестами. Они полезны в шумных, людных местах, где слова просто могут не расслышать, или на большом расстоянии, когда даже самая отлично подобранная фраза останется неразборчивой. Еще жесты можно использовать в тех случаях, когда необходимо молчать или когда любые слова могут привести к большим проблемам. Жесты также могут служить комментариями к чужим словам – вы можете насмехаться над собеседником либо в лицо, либо за глаза, веселя окружающих. Если упустить момент и не сделать общественно одобряемого жеста или жеста поддержки в нужное время, это могут счесть неприятным или даже враждебным, а если с жестом переиграть, то можно попасть в очень неловкое положение.

Чтобы эффективно пользоваться оскорбительными словами, нам нужно было знать, какие из них наиболее действенны; точно так же мы должны ознакомиться и с большим репертуаром жестов, чтобы действительно кого-нибудь задеть.

Беззастенчиво дезинформируя читателей, Томас Деккер советовал: «Войдя в комнату, не приветствуйте никого, кроме своих знакомых; мимо остальных пройдите пренебрежительно и беспечно, подобно джентльмену-приставу». Не было более гарантированного способа расстроить человека абсолютно любого общественного положения, чем пренебречь традиционными уважительными жестами. Подобное неуважение в тюдоровской и стюартовской Англии могло привести (и приводило) к насилию – в то время к «чести» относились очень серьезно. Все общественные встречи начинались с тщательно подобранных сочетаний одобренных поз и движений, и лишь после этого начинался разговор. Слова либо усиливали, либо ослабляли смысл этой невербальной коммуникации. Даже самая вежливая фраза могла прозвучать снисходительно, оскорбительно, унизительно, позорно, насмешливо, пренебрежительно или язвительно, и даже самые ругательные слова – превратиться в веселую болтовню или даже проявление симпатии. Язык тела придавал словам контекст и готовил «сцену». То была сложная, полная тонкостей деятельность, которая давала множество возможностей для самовыражения, социальных манипуляций и личных комментариев.

Томас Деккер знал кое-что о том, что может сойти вам с рук в большом городе. Его «Роговая книга простака» (1609) описывает многие дурные привычки выскочек, позеров и праздношатающихся, обитавших в нестабильном мире претенциозности и нищеты. Вдохновившись латинской сатирической поэмой «Гробианус» (1549) немецкого писателя Фридриха Дедекинда, он обращается к глупому простаку, или «лоху», якобы давая ему советы по изысканному поведению, но вместо этого подталкивая его к дальнейшим нелепым ситуациям. «Не приветствуй никого, не снимай сегодня шляпу перед джентльменом за обедом, если ты не бывал у него на ужине не менее двух дней назад», – советует он, а если вы встретите человека высокого положения, «приветствуй его не по имени “сэр такой-то или такой-то”, а назови его Недом или Джеком».

Настоящей аудиторией Томаса Деккера, конечно, были лондонцы, которые замечали элементы подобного невоспитанного поведения в окружающих – особенно в тех, кто приехал из провинции с деньгами. Именно местные жители, покупавшие памфлеты, лучше всего могли оценить шутку. В конце концов, непочтительность и недостаток манер были характерной отличительной чертой наивных богатых молодых людей, привлекавшей к ним внимание жуликов и прочих проходимцев. Лохов («guls») легко было обмануть – уж очень они были доверчивы («gullible»). Чем высокомернее они расхаживали по округе, оскорбляя всех одним своим видом, с тем большим нетерпением знающие люди потирали руки и жадно облизывали губы.

Правильные формы обращения подтверждали общественное и личное положение обеих сторон и устанавливали взаимное уважение, уместное в таких отношениях. Звучит все просто, даже поверхностно, но на самом деле это не так. Подходя к кому-либо, вы должны практически мгновенно оценить, в каких именно отношениях с этим человеком находитесь. На самом простом уровне нужно представлять себе общественное положение: выше он или ниже вас и насколько? Если он вам знаком, то ответить на этот вопрос легко, но если это незнакомец, вам придется принимать мгновенное решение, основываясь на его одежде, сопровождающих и месте, где вы его встретили. Затем эта оценка общественного положения модифицируется в зависимости от возраста и пола незнакомца. Мужчина явно выше женщины, а пожилые люди требуют большего уважения, чем молодые, хотя некоторые предпочитали демонстрировать более уважительное отношение к женщинам (особенно из высшего класса), чем необходимо: такое поведение говорило о том, что они знакомы с правилами вежливости в итальянском стиле.

Затем мы переходим к более субъективным оценкам: насколько уважительно относятся к этому человеку окружающие. Купца среди других купцов, например, могли уважать за его финансовое положение, но вот среди группы религиозных энтузиастов того же самого человека могли пристыдить за поклонение маммоне. В чисто официальных ситуациях между шапочными знакомыми этого оценочного набора (общественное положение, пол, возраст, личное положение) вполне достаточно, но на разных уровнях личного знакомства и в более неформальных ситуациях действовали другие правила, добавляя в загадку новых трудностей. К членам семьи, очевидно, обращаться надо не так, как к незнакомцам, а к друзьям или гостям – не так, как к родным. На публике требуется один набор поведенческих моделей, в приватной обстановке – другой. И эти наборы постоянно менялись.

Какое бы решение вы ни успели выработать в эти доли секунды, за ним должны непосредственно последовать движения – а для этого требуется знакомство со всеми возможными вариантами и неплохая практика их применения. К тому же неизменными эти движения не оставались: мода и общественные условности постоянно менялись, потому что элитные группы искали все новые способы отделить себя от простолюдинов, а молодежь взбрыкивала, не желая усваивать привычки старшего поколения. То, что считалось вежливым, когда вам было двадцать, к тридцати уже становилось поведением грубой, невежественной деревенщины, а элегантные жесты, которые вы освоили в тридцать, еще через десять лет уже считались смешными и чопорными. Возможностей ошибиться было множество – и это служило плодородной почвой для тех, кто хотел умышленно выказать неуважение.