Джон Джейкс - Любовь и война. Великая сага. Книга 2

– И какая же это тема?

– Истинная причина того, что я отправилась в такую далекую поездку. Да, я патриотка, но не настолько, благодарю покорно. – Августа глубоко вздохнула, как будто собираясь прыгнуть в воду. – Я надеялась, что там будете вы.

– А я… – «Не позволяй поймать себя в ловушку…» — твердил внутренний голос, но Чарльз не слушал его, – я тоже надеялся увидеть вас.

– Я слишком откровенна, да?

– И замечательно. Я не смог бы сказать это первым.

– Вы не производите впечатления застенчивого человека, капитан.

– С людьми вроде Гадока я действительно не застенчив. Но с вами…

На каком-то далеком шпиле колокол отбил четверть часа. Ночь была теплой, но Чарльзу она казалась удушающе жаркой. Она крепко пожала его руку:

– Вы навестите меня на ферме, когда сможете?

– Даже если забудусь и назову вас Гус?

Августа посмотрела ему прямо в глаза, а потом наклонилась, и ее светлые локоны коснулись его лица.

– Даже тогда. – Она поцеловала его в щеку и убежала в дом.

Быстро шагая в сторону вокзала, Чарльз весело насвистывал. Внутренний голос продолжал настаивать: «Будь осторожнее! Кавалерист всегда должен быть налегке!» И хотя он понимал, что должен прислушаться, он чувствовал себя таким окрыленным, что не хотел обращать внимания ни на какие предупреждения.

Вернувшись в министерство финансов со срочного совещания, созванного министром, чтобы обсудить проблему фальшивых денег, Джеймс Хантун сел за свой стол, залитый светом осеннего солнца, и положил перед собой десятидолларовую купюру, которая выглядела совсем как настоящая, хотя ею не являлась. Ему было поручено показать ее Полларду, редактору «Икзэминера», чтобы газета предупредила читателей о появлении фальшивых денег – увы, напечатанных даже лучше, чем те, что делала правительственная типография Хойера и Людвига. Полларду наверняка понравится такая история, и Хантун уже предвкушал появление язвительной статьи – ему, как и редактору, не нравился их президент, его политика и все его правительство. В настоящее время мишенью газеты был полковник Нортроп, начальник военно-торгового управления армии, быстро ставший самым ненавистным человеком в Конфедерации из-за его неспособности справиться с закупкой и распределением продовольствия. В своих антинортроповских статьях Поллард никогда не забывал упомянуть и о том, что Дэвис всегда стоит на стороне своего дружка по Вест-Пойнту. Единственным выпускником Академии, которого поддерживал «Икзэминер», был Джо Джонстон, да и то только потому, что президент постоянно нападал на него, считая, что тот не по праву занимает свое место.

В частных разговорах Поллард высказывался даже более злобно. Он называл Дэвиса миссисипским выскочкой; обвинял в том, что президент будто бы делает все, что велит ему жена, – «да он просто воск в ее руках»; не забывал напомнить своим слушателям о том, что Дэвис протестовал против решения конгресса о переносе столицы в Ричмонд, – «разве это не говорит о его отношении к нашему любимому городу?» – и о том, что, получив известие о своем избрании, сообщил об этом своей жене таким тоном, словно получил смертный приговор.

Поллард был не одинок в своей неприязни к президенту. На Юге поднялась уже целая волна недовольства, и люди зачастую не стеснялись выражать его весьма резко и нелицеприятно. Вице-президент Стивенс открыто называл Дэвиса тираном и деспотом. Многие требовали немедленного смещения президента, а церемония его избрания на полный шестилетний срок должна была состояться в ноябре.

Разочарование в новом правительстве было одной из причин подавленного настроения Хантуна. Другой причиной была Эштон. Все свое время она тратила на то, чтобы любыми путями подняться как можно выше по социальной лестнице. Дважды она заставляла Хантуна принимать приглашение на ужин у Бенджамина, этого хитрого маленького еврея, с которым у нее было много общего. Оба выбирали осторожную тактику, всем угождали, никого не оскорбляли – ведь нельзя предсказать заранее, откуда может нагрянуть буря на следующей неделе.

Одна по-настоящему дикая ссора испортила Хантуну все лето. Через две недели после приема в «Спотсвуде» некий джентльмен, имевший связи в Валдосте и на Багамах, появился в резиденции, в которую Хантун и Эштон переехали за несколько дней до этого. Джентльмен предложил Хантуну купить долю в том, что он называл своей судоходной компанией. Оказалось, что в английском графстве Мерсисайд, а именно в Ливерпуле, у него есть быстроходный пароход «Русалка», который можно было бы переоснастить за вполне разумную цену, для того чтобы он мог курсировать между Нассау и побережьем Конфедерации в обход блокады.

– И что же будет перевозить ваша «Русалка»? – спросил Хантун. – Ружья и боеприпасы?

– О нет, – улыбнулся мистер Ламар Хью Август Пауэлл. – Предметы роскоши. На них можно заработать гораздо больше. Как вы понимаете, предприятие довольно рискованное, поэтому речь идет скорее о краткосрочной сделке, чем о длительной договоренности. По моим расчетам, если правильно выбрать груз, то двух успешных рейсов будет вполне достаточно, чтобы получить прибыль минимум в пятьсот процентов. А потом янки могут потопить судно, если захотят. Если же рейсы продолжатся, то возможный доход для партнеров достигнет астрономических цифр.

Хантун вдруг заметил, что его жена очень внимательно наблюдает за их гостем. Сам он всегда опасался красивых мужчин, потому что не принадлежал к их числу; впрочем, он пока не мог сказать, что больше привлекло Эштон в мистере Пауэлле – его внешность или же предложенная им сделка. В любом случае он не собирался иметь дело с этим проходимцем, потому что предусмотрительно навел справки о его прошлом, после того как получил от него записку с просьбой о встрече.

Он выяснил, что Пауэлл успел побывать и наемным солдатом в Европе, и пиратом в Южной Америке. В его досье значилось, что по закону он освобожден от воинской обязанности как владелец более чем двадцати рабов. В своей декларации Пауэлл заявлял, что на его семейной плантации возле Валдосты проживает семьдесят пять рабов, однако один знакомый Хантуна написал ему из Атланты, что на самом деле эта «плантация» представляет собой полуразрушенный фермерский дом с прилегающими к нему постройками, где обитают три человека по фамилии Пауэлл: мужчина и женщина за семьдесят и сорокалетний увалень с рассудком младенца, брат которого давно сбежал куда-то на Запад. Едва ли подобные рекомендации можно было считать безупречными, что, разумеется, и определило отношение Хантуна к их посетителю.

– У меня нет желания участвовать в этом, мистер Пауэлл, – сказал он.