Ораз Абдуразаков - Шпага д'Артаньяна, или Год спустя

– Что до меня, я никогда не сомневался в мудрости его превосходительства.

Кольбер вновь поклонился, на этот раз – монаху.

– Не зайдёт ли снова речь об активном участии Испанского королевства в военных действиях против Голландии? – упорствовал Арамис. – Поймите, господин Кольбер, что моя настойчивость объясняется лишь неприемлемостью условия, которое его величество соизволил выдвинуть в беседе с преподобным отцом.

Суперинтендант покачал головой и сказал:

– Скорее всего не будет внесено никаких изменений в составленный ранее документ. Что до военной помощи, она вряд ли необходима и уместна в нынешней политической обстановке.

– Целиком поддерживаю вас в этом и разделяю вашу убеждённость. Вы понимаете, господин Кольбер, затруднительность нашего положения: ведь если голландцы посягнут на испанские земли, сопредельные с их владениями, нам нелегко будет оказать помощь подданным его католического величества, отделённым от Испании французскими просторами. Не думаю, что Людовик Четырнадцатый будет расположен оказать мне ту услугу, в которой не отказал некогда Франциск Первый Карлу Пятому. А терять Брюссель мы не намерены даже в обмен на всю Фрисландию, – твёрдо закончил Арамис.

– Нет-нет, конкордат касается лишь дружественного нейтралитета, мирных переговоров и послевоенного сотрудничества, не более того.

– Это устраивает всех, – кивнул герцог д’Аламеда.

Кольбер, страстно желавший перейти от государственных дел к обсуждению собственных, но не смевший говорить в присутствии д’Олива, не находил себе места. Арамис понял это и, сделав мимолётный знак иезуиту, громко сказал:

– Простите, господин суперинтендант, но преподобный отец, не имея, подобно вашему покорному слуге, военной выучки, чувствует себя совершенно разбитым после утомительного путешествия. Если это возможно, не соизволите ли вы освободить его от участия в дальнейшей беседе?

– Ну, разумеется, – заторопился министр и позвонил. – Проводите преподобного отца в его апартаменты, – приказал он помощнику, выросшему на пороге.

Как только те покинули кабинет, Кольбер обрёл ясность мысли и с самым невозмутимым видом уселся в кресло, оставленное монахом. Арамис, с большим интересом следивший за его перемещениями, первым нарушил молчание:

– Итак, любезный господин Кольбер, мы остались одни. Давайте поговорим.

Накануне вечером король вызвал своего любимца – графа де Сент-Эньяна, который не замедлил явиться на зов с набором свежих сплетен. Людовик, слушавший дворцовую хронику вполуха со скучающим видом, внезапно оживился при упоминании об очередном столкновении Фронтенака с де Вардом.

– Эти двое положительно выводят меня из терпения. Не о них ли толковал ты мне около недели назад?

– У вашего величества прекрасная память, – не слишком тонко польстил Сент-Эньян.

– Они вроде не поделили мундир де Лозена?

– Что-то похожее на то, государь.

– В чём же было дело?

– Но…

– Довольно тайн, сударь! В прошлый раз я не стал вникать в суть, сочтя это случайностью. Но, если стычки повторяются, если им тесно вдвоём при дворе, если им, наконец, так необходимо зарезать друг друга, я желаю знать хотя бы – почему? Король я или нет?

– Виноват, государь.

– Говори.

– Насколько мне известно, поводом к ссоре послужил вовсе не сам барон и, уж конечно, не его плащ.

– Даже так! Меня обманули? Меня?!

– Как можно, государь! Вашему величеству вполне достоверно изложили форму имевшего место объяснения.

– Форму?

– Или, если угодно, личину. Личина же и причина, как известно, две разные вещи, государь.

– Справедливо, хотя и несколько дерзко. В чём же причина ссоры?

– Прошлой или нынешней?

– А разве у них разные причины?

– Прошу прощения, ваше величество. Причина действительно одна.

– Я так и думал. Итак?

– Де Вард всей душой…

– Скажи лучше: всем нутром. Лично я души в нём что-то не замечал.

– Ваша правда, государь. Итак, де Вард ненавидит господина д’Артаньяна.

– Д’Артаньяна?!

– Именно так.

Людовик XIV задумался. По выражению его лица фаворит решил было, что накликал большую беду на голову графа: Король-Солнце питал слабость к д’Артаньяну и чтил его память. Однако уже через минуту монарший гнев сменился живым интересом: казалось, король что-то задумал.

– А что, у де Варда есть веский повод для ненависти? – как бы невзначай поинтересовался он.

– Кажется, покойный маршал доставил много хлопот его отцу.

– Так, так…

– Хлопот или ранений – как будет угодно его величеству.

– Что ж, похвальная сыновняя привязанность, – заметил Людовик к величайшему изумлению Сент-Эньяна.

Затем, подумав, продолжал:

– А Фронтенак, стало быть, заступался за д’Артаньяна?

– Неизменно, государь. Господин де Фронтенак боготворит маршала.

– Похвальное дружеское чувство…

– О, маркизу не выпала честь дружить с господином д’Артаньяном, иначе, возможно, де Вард возненавидел бы и его. Тогда у нас уже было бы смертоубийство!

– Как?! Он, что же, нападает и на друзей моего гасконца?

– Вспомните, государь: он дрался с Бражелоном, а тот был всего только сыном его друга.

– Да, я припоминаю, – раздражённо отозвался Людовик, слегка помрачнев при упоминании Рауля.

Де Сент Эньян мысленно обругал себя за то, что нечаянно вызвал неудовольствие повелителя. Он поспешил направить беседу в более безопасное русло:

– Жаль, что никого из четырёх мушкетёров не осталось в живых. Кто-нибудь из них непременно убил бы графа.

– Ещё жив Арамис, – глухо сказал король, всё больше мрачнея.

– Разве, государь? Но ведь он всё равно что мёртв: никто не знает, что с ним сталось.

– Я-то знаю, Сент-Эньян.

Граф поклонился, признавая превосходство монарха, и застыл в ожидании новостей, чувствуя себя при этом вполне по-королевски. Сам король тем временем, видимо, пришёл к какому-то решению, поскольку увлечённо начал:

– Послушай-ка меня… Этого самого Арамиса, ставшего аббатом д’Эрбле, а впоследствии – ваннским епископом и правой рукой Фуке, сейчас зовут герцогом д’Аламеда. Ты запоминаешь?

– Судите сами, государь: Арамис, д’Эрбле, д’Аламеда…

– Молодец! Знаешь, завтра он прибывает в Версаль в качестве испанского посла. Не удивляйся, прошу: хватит и того, что удивляюсь я сам.

– Слушаю, государь.

– Нужно, чтобы всем стало известно прошлое господина д’Аламеда. Ведь это, клянусь Богом, славное прошлое славного рыцаря. Следует воздать послу почести, как по-твоему?

– Я понял, государь, однако…

– Ты колеблешься?!

– Да нет же. Просто думаю, что для выполнения такой миссии мне не мешало бы самому прежде узнать что-нибудь из его прошлого.