Елена Ворон - И волны поднимутся из темных глубин…

Не выпуская из рук весла, он обогнул каменную голову с угрюмо горящими глазами и направился прочь от берега, навстречу темным лохматым волнам. Конечно, безопаснее было бы остаться возле Мирати-Ная, под прикрытием его могучей головы. Однако не мог же Тенга-Миол беседовать с Морской Девой возле самых ушей ее брата. Вон они какие широкие, эти уши! А из пасти вода хлещет потоком; того и гляди, так же польются слова. Всем известно: Мирати-Най остер на язык, его даже старшие братья побаиваются…

Над головой ярился Страж Неба, ревел без умолку, требуя, чтобы Тенга-Миол вернулся на берег. Хлестал освобожденный гайранами дождь, слепил глаза, волны толкали в живот. Тенга-Миол брел по знакомому дну. Дно возле Лукиакермана было ровное, без камней – не как у многих других островов. Впрочем, под ноги то и дело попадались раковины, подошвы сандалий скользили в водорослях. К тому же сегодня дно так и норовило уйти из-под ног, волны шатали юного правителя, пытались сорвать перевитый красным шнуром белый шелковый кайтур – парадное одеяние дейланга. Не оторвались бы нашитые на кайтур перламутровые пластинки с вырезанными письменами: мудрость предков запечатлена в этих хитро переплетенных завитках. Жаль, что не сказано здесь самое важное… Дейланг провел рукой по груди и животу; пластинки, хранилище знаний, были целехоньки. На поясе, возле кинжала в ножнах, болтался туго затянутый мешочек, пропитанный соком бертаны; такому мешочку нипочем соленая вода.

Борясь с волнами и течением, правитель острова шел вперед, пока не различил грохот Белого Пояса. Самих пенных валов не было видно, хотя Вили-Ру яростно полосовал небо хвостом, освещал белым светом мокрый кипящий мир. Тенга-Миол уперся веслом в дно, свободной рукой прикрыл глаза от бешеных струй дождя.

– Прекрасная Дева Лантана! – крикнул он. – Услышь меня, приди сквозь волны, прилети сквозь ветер!

Тенга-Миол подождал, вглядываясь в пелену дождя. Морскую Деву всегда нелегко дозваться, а в непогоду особенно. Он снова крикнул:

– Оставь свои заботы, о Лантана! Я пришел к тебе; явись, прекрасная!

Юный дейланг звал, всматриваясь в белые сполохи, пронзавшие воду, что падала с неба. Дважды казалось: мелькнуло пенное одеяние Девы, блеснул ее жемчужный лик, текучим серебром вспыхнули длинные волосы. И снова нет ее, как ни зови.

Ничего не поделаешь, придется себе самому помогать. Одной рукой держась за весло, Тенга-Миол отвязал с пояса липкий на ощупь непромокаемый мешочек, прихватив зубами, распустил шнурок. Высыпал в рот комочки сенасы. Смесь толченых листьев и древесной смолы согрелась во рту, растеклась на языке горьковатой кислинкой. Дейланг прикрыл глаза, покачиваясь в набегающих волнах, ожидая, когда явится Морская Дева. Отец – да найдет его душа покой в объятьях Великого Таку-Теи – говорил, что нельзя часто прибегать к сенасе. Ведь смолу и листья берут от запретного дерева, а Великий не зря поименовал его именно так. Однако без сенасы Дева не приходит. Вот упрямица! Знает же: если она перестанет являться дейлангу, к Белому Поясу двинется череда плотиков с детьми. Неужто Морской Деве не жалко младенцев?

Дождь внезапно утих: Страж Неба спохватился, отнял у гайранов ключи и запер ворота, за которыми скучает небесная влага. Да и сам Вили-Ру ревел уже не прямо над головой, а чуть в стороне.

Тенга-Миол ждал, уговаривал, призывал. И Лантана явилась: приплыла на спине морского дракона. Белая пена окутывала гибкий стан Девы, светлым жемчугом сияло лицо, путаницей серебряных нитей колыхались на волнах ее длинные волосы.

– Здравствуй, возлюбленный мой, – прозвенел колокольцем чарующий голос.

Тенга-Миол протянул к Деве руку; на ладонь упали клочья морской пены, застыли горсткой зеленого жемчуга. Такой жемчуг нигде не добыть, одному правителю Лукиакермана ведомо, как превратить в жемчуг пену и порадовать диковиной любимую. Лантана приняла дар с благодарностью; ее мягкие ладони коснулись лица Тенга-Миола, отчего к щекам жаркой волной прихлынула кровь.

– Не уходи, – пробормотал смутившийся дейланг, крепко держась за весло, чтобы не упасть. – Останься со мной ненадолго.

Дева осталась. Она сидела верхом на морском драконе, сжимая коленями его черные лоснящиеся бока; жемчужный лик светился, и сквозь этот свет невозможно было различить черты. За позволение увидеть глаза Девы Тенга-Миол готов был отдать свой дворец со всеми сокровищами, за ее улыбку – половину острова. Вторую половину отдать не мог – куда денутся жители, верные подданные дейланга? Впрочем, Лантане остров не нужен. Ведь она – его покровительница. А кроме острова и дворца, у Тенга-Миола ничего нет. Разве что жизнь. Он готов отдать Деве жизнь. Опуститься с ней вместе на дно, под упругие волны, и предаться упоительным ласкам. Лантана, любимая… Ты станешь моей женой? Я подарил мало жемчуга… я подарю еще! Подставлю обе ладони – пусть ветер нанесет побольше пены… Видишь? Зеленого жемчуга уже много, он скатывается и падает в воду… Позволь увидеть твое лицо. Несравненная Лантана, дозволь эту малость. Благодарю… Какие у тебя чудесные глаза – ярче зеленого жемчуга, глубже воды за Белым Поясом, мягче птичьего пуха. Я люблю твои глаза, о Лантана! Они видят сквозь воду, сквозь камень, сквозь человеческую плоть. Ты знаешь, что сотворилось с моей душой: из невзрачного мотылька она превратилась в бабочку с ярким узором на крыльях, оттого что я полюбил тебя. Порхая, бабочка-душа осыпает мерцающую пыльцу, и от этого блеска ночь делается подобна светлому утру, а печали и заботы моих подданных превращаются в радости и надежды. Прекрасная Лантана, бесценная жемчужина из сокровищницы Великого Таку-Теи, ты снизойдешь к моей просьбе? Станешь моей женой?

Тенга-Миол протянул руки, желая заключить Деву в объятия; Лантана скользнула ему навстречу, морской пеной прильнула к груди, прохладными каплями легла на губы. Юный дейланг хотел погладить волосы любимой, он уже ощутил под ладонью их мягкий шелк…

Внезапная боль ожгла ноги – как будто кто вытянул плеткой. Тенга-Миол едва не опрокинулся в воду, Морская Дева исчезла. Ноги ниже колен загорелись огнем. Откуда в воде огонь? Неужто Великий осерчал на дейланга? Считает, что дерзкий мальчишка не достоин прекрасной Лантаны?

Дно ушло из-под ног, тугая волна накрыла с головой. В рот хлынула соленая вода. Забарахтавшись, Тенга-Миол вынырнул, глотнул воздуха. Его подбросило вверх, затем потянуло вниз. Снова вода во рту. Дышать нечем. Ноги отяжелели, словно к каждой привязано по огромному камню. И в дно не упереться: ноги не желают стоять, подламываются. Тенга-Миол упал на колени, скрылся под водой. Его опрокинуло, завертело. Не понимая, где верх и где низ, он замолотил руками, ударился об усыпанное раковинами дно. Оттолкнулся ладонями, всплыл. На миг увидел серое небо, темные волны, белую пену. Вдохнул. Хлестнувшая в лицо волна безжалостно опрокинула, придавила. Великий, смилуйся! Пощади… Новая волна – слепая, мутная, беспощадная – отняла желание жить и погасила сознание.