Станислав Смакотин - Глиняный колосс

Свернув в небольшой переулок подальше от людского шума, я забредаю в частный сектор города. Бесконечные бревенчатые избы уходят вдаль, ноги же то и дело выплясывают диковинные пируэты, стремясь избежать коровьих лепешек.

Странно. Пожалуй, самое большое впечатление от беседы, что отложилось у меня, это ее будничность. Вот прибыл человек из будущего… Ну, здорово! Теперь надо выпытать у него все, что знает, и применить это к реалиям. Приписав все заслуги себе, разумеется. Да берите, мне не жалко… Только вот… Не буду я у вас пешкой, ребята. А если и буду, то как минимум проходной.

Пройдя еще пару кварталов, я оказываюсь почти на самой окраине. Отсюда, с возвышения, хорошо виден почти весь Золотой Рог. Вот чуть курится дымок из трубы ставшего уже родным «Суворова», за ним «Бородино», «Александр III», «Орел», «Ослябя»… Дальше стоят крейсеры, начиная с «России». Из сухого, «Николаевского» дока на берегу торчат трубы «Богатыря»…

Зябко и ветрено здесь, и, поеживаясь, я глубоко засовываю руки в карманы. Что там такое? Достаю свернутую газету. Старая, пятидневной давности. Развернув, начинаю механически читать первую страницу, продираясь сквозь непривычные «еры» с «ятями»:

«Окончательно подтверждена гибель броненосца «Адмирал Ушаков» в Корейском сражении. По словам очевидцев трагедии, с прибывшего впоследствии в порт миноносца «Грозный», израненный корабль, покинув строй, перевернулся в дневной фазе боя, после чего наблюдался сильнейший взрыв. Попытка моряков с «Грозного» спасти команду не увенчалась успехом из-за атаки японцев. Спасенных с броненосца на нашей эскадре нет. Выражаем глубочайшие…» Дальше поименно перечислены все офицеры корабля, первым из которых числится Владимир Николаевич Миклухо. Почему-то без второй части знаменитой фамилии – Маклай…

Неизвестной остается лишь судьба единственного крейсера – «Адмирала Нахимова». Подняв перед боем сигнал о неисправности в машинном отделении, тот тем не менее замыкал строй отряда Небогатова большую часть сражения. Безнадежно отстав, лишь когда эскадра прибавила в скорости. Видевшие его в последний раз наблюдали большой пожар, разгорающийся на носу…

– А что, господин поручик, вы намеренно бродите по владивостокским окраинам? В гордом одиночестве? Дабы выручать жертв подвыпивших матросов? – Насмешливый голосок заставляет меня вздрогнуть. Даже не оборачиваясь, я уже знаю, кому он принадлежит.

Вот ведь… Желание съехидничать, съязвив в ответ, что неразумные жертвы сами лезут непонятно куда, исчезает само собой, как только я оглядываюсь. При этом я почему-то вновь отчаянно краснею. А оттого, что краснею, – заливаюсь еще больше. Такой вот круговорот красноты в природе… Дела.

Ловко минуя коровьи «мины», худенькая фигурка достигает наконец меня.

– Чего встали, как истукан? Господин Смирнов? – Почти детское личико выглядит крайне недовольным. Вот-вот, кажется, ехидно высунет язык.

– А… Разве мы… представлялись? – запинаясь, выдавливаю я из себя. В последний момент осознав, что ляпнул что-то не то. Поздно!

Глаза Елены Алексеевны начинают расширяться. Неожиданный заливистый смех порождает стойкое желание провалиться сквозь землю.

– Не знаю, как вы, господин Смирнов… – вновь приняв напускную серьезность, добавляет она. – Я к «преставленным» себя до сей поры не относила. – И, не давая мне времени опомниться, немедленно подытоживает: – Хотя, глядя на вашу внешность… – Девушка вдруг замолкает на полуслове. Очевидно, поняв, что сморозила глупость, коротко зыркает из-под длинных ресниц.

Ну, вот что с ней делать? У меня окончательно опускаются руки.

Наш общий смех заставляет обернуться даже пасущуюся неподалеку буренку.

– А хотите, я вам погадаю? – вдруг вновь становясь серьезной, заявляет Елена Алексеевна. – Давайте сюда ладонь. Не бойтесь… Ага! – Делая вид, что внимательно изучает ее, понижает голос до шепота: – Вячеслав… Викторович… Смирнов!.. Член… Шта-а-аба… Второй Тихоокеанской эскадры! – Большие голубые глаза, будто невзначай, загадочно хлопают несколько раз.

– И правда там все это написано? – Дурацкая улыбка, похоже, окончательно поселяется на моем лице.

– Еще ка-а-а-а-ак… – с таинственной важностью изрекает обаятельный оракул. – Кото-о-о-орый… Завтра едет на линию фронта. – Голосок вдруг делается совсем грустным.

– Это тоже там прочитали?

– Нет, узнала от отца… – отпуская мою руку, уже просто отвечает Елена Алексеевна. – Вы прикомандированы к штабу фронта по приказу генерала Линевича.

– Не зна…

– Прово́дите меня до гимназии? – не дает девушка мне договорить. – У меня еще три урока и самый сложный класс! Расскажу о нем по дороге. Идемте же!

Катер отходит от пристани ровно в три, но сегодня почему-то запаздывает. От нечего делать я начинаю прогуливаться вдоль пирса, заложив руки в карманы. Зябко!

Вокруг обычная картина: на корабль возвращаются несколько матросов из увольнительной и мичман Кульнев, стоящий неподалеку с некой провожающей его дамой… Причем Кульнев что-то нежно нашептывает той на ушко, отчего та периодически краснеет… Фиг с ними, у меня здесь своя «романтика» начинается. Похоже…

По моим мыслям и чувствам татаро-монгольским нашествием прошлась Елена Алексеевна. Внезапным и уверенным таким нашествием… Оставив в голове лишь вытоптанную лошадьми степь. С редкими проблесками устоявшегося там быта.

«Итак: в первую очередь, конечно, она! Во вторую…» – Я изо всех сил пинаю ногой валяющуюся на земле зеленоватого цвета бутыль. С жалобным звоном та откатывается подальше, явно стремясь убежать. Не тут-то было, стоять!

«…Во вторую: оказывается, завтра я еду на фронт… Зачем? А за тем, Слава, что так распорядился генерал Линевич. Который теперь тоже в курсях твоей временной аномалии…» – Трусливая бутыль опять настигнута. Носком ботинка отправляю ее в новое путешествие к валяющейся поблизости коллеге. Мусорно тут, как нигде! А еще прошлое… Тьфу!

«…В-третьих, Вячеслав: а за каким чертом я там нужен? Чем я, исключительно гражданский тип из будущего, могу помочь русско-японскому фронту? А?!» – По спине вдруг пробегает неприятный холодок. Узнаю его моментально: предвестник жизненных перипетий!

«…Мать его… И вообще: как я расставил мысленные приоритеты, дурень? Сперва, значит, Елена Алексеевна, потом все остальное? Включая войну и помощь? Не рановато ли? Влюбился? Я?!.» – Шарахнувшись, будто от змеи, я торопливо пинаю обе бутылки одновременно. С жалобным стоном те покорно катятся прочь.

«Помочь, помочь… Что там у них было-то вообще? Не помню же ни черта! Уже вон помог… Наврав Линевичу прирожественско, то бишь прилюдно… О наступлении, которого не было…» – Вновь поддевая ногой бутылки, я слышу позади какой-то шум. Однако продолжаю размышлять, не оборачиваясь.