Аниций Боэций - Утешение философией

VII. – Понятно ли тебе, что следует из сказанного нами?

– Конечно, – сказал я.

– Все есть благая Фортуна, все есть счастье.

– Разве так может быть?

– Послушай, если любая Фортуна, будь то благосклонная или несущая страдание, имеет своей причиной или награду добрым, или наказание и исправление порочных, то всякая участь есть благо, поскольку она или справедлива, или полезна.

– Это верно, – подтвердил я. – Из рассмотрения согласно твоим указаниям Провидения и судьбы становится понятно, почему они связаны наикрепчайшими узами. А ведь ранее ты относила это суждение к недоступным для понимания.

– Неужели? – спросила она.

– Да, так как люди привыкли говорить, что такой-то имеет несчастную судьбу.

– Разве тебе хочется, чтобы мы снова обратились к простонародным толкам и последовали за ними в своих размышлениях?

– Как тебе будет угодно, – сказал я. – Разве ты не считаешь благом то, что полезно?

– Считаю.

– Укрепляющее добродетель или исправляющее порок полезно.

– Несомненно, – подтвердил я.

– Следовательно, и благодетельно.

– Почему?

– Разве не благая участь у того, кто, являясь добродетельным, ведет войну против пороков, и у того, кто, уклоняясь от пороков, вступает на путь добродетели?

– Этого нельзя отрицать.

– Что же касается радости, служащей наградой добрым, разве народ считает ее злом?

– Нет, справедливо то, что люди считают ее достойнейшей.

– А разве народ полагает, что суровая участь, доставшаяся порочным как справедливое наказание, исполнена блага?

– Напротив, его мнение противоположно. Он усматривает в ней величайшее несчастье.

– Поразмысли же, следуя мнению народа, не станем ли мы утверждать нечто непонятное и дикое?

– Что же именно?

– Из наших рассуждений явствовало, что всякому человеку, как тому, которому присуща добродетель, так и стремившемуся к ней, достается благая участь, в то время как наихудшая участь – у погрязших в порочности.

– Верно, – подтвердил я, – хотя едва ли кто-нибудь дерзнул утверждать так.

– А поэтому, – продолжила она, – мудрый человек не должен сетовать, сколь бы превратной ни была его Фортуна, как сильному воину не к лицу возмущаться, когда бы ни гремела боевая тревога. Ведь для обоих из них трудности дают благоприятную возможность: одному для упрочения личной славы, а другому – для укрепления мудрости [157] Тема, характерная для стоиков. Развивается Сенекой в сочинении «О провидении». . Потому добродетель и называется добродетелью, что она исполнена собственной силы и никакое несчастье не может победить ее. И вы, вставшие на путь, ведущий к вершине добродетели, живете не для того, чтобы утопать в роскоши и терять силы в наслаждениях. Вы обязаны вступать в жестокую духовную битву со слишком суровой Фортуной, чтобы не сломили вас бедствия, и с благоприятной – чтобы не ослабили удовольствия. Укрепляя собственные силы, держитесь середины. Тот, кто свалится вниз или вознесется слишком высоко, не сможет заслужить счастья и получить награды за труды. От вас самих зависит, будет ли горькой ваша участь. Запомните, все кажущиеся бедствия, если они не укрепляют и не исправляют, то, значит, наказывают.

I. Произнеся это, она обратилась к разъяснению иных вопросов. Тогда я перебил ее:

– Твое утешение исполнено истины и достойно подкреплено авторитетом. Я на собственном опыте убедился в справедливости твоих слов, что вопрос о Провидении связан со множеством иных. Мне бы хотелось знать, признаешь ли ты существование случая и что он собой представляет.

– Спешу исполнить свое обещание, – ответила Философия, – и открыть путь, который поможет тебе возвратиться в твое отечество. То, о чем спрашиваешь, полезно знать, но находится несколько в стороне от предложенного нами пути. Поэтому мне следует побеспокоиться, как бы, устав от обсуждения посторонних вопросов, ты не удовольствовался бы этим и не свернул с правильного пути.

– Пусть это тебя нисколько не тревожит, – возразил я. – Но этот вопрос не дает мне покоя, и я очень хочу слышать ответ на него. Поскольку же все твои объяснения основаны на фактах, не подлежащих сомнению, у меня нет оснований усомниться в истинности твоих последующих слов.

Тогда она сказала:

– Подчиняюсь твоей воле. – И начала рассуждение: – Если предположить, что случай есть событие, свершившееся в результате лишенного смысла движения, а не вызванное согласованным рядом причин, то я утверждаю: определяемый так случай не существует – и подчеркиваю, что подобное понимание бессмысленно и представляет собой лишь пустой звук; кто осмелится утверждать, что в этом упорядоченном мире остается место для случайности, если Бог все располагает? Ведь справедливо мнение, что ничто не происходит из ничего [159] Ничто не происходит из ничего – Ср.: Платон. Тимей, 28а. , и оно не оспаривалось никем из древних, хотя они относили его скорее не к творящему началу, а к материальным вещам, как бы полагая его основанием заведенного в природе, а если бы что-то совершалось не вследствие каких-либо причин, то, следовательно, оно происходило бы из ничего. Поскольку же такого быть не может, то невозможно и существование случая в том смысле, о котором я говорила немного раньше.