Ораторы Греции

(81) Но когда недавно, как было сказано ранее, бог послал нас в Эфес, то в пути на третий день случился дождь, но на другой день он сам прекратился и вода тотчас спала. Так было не только в этот день, а и в следующий. Все это я предсказал моим спутникам; но они отнеслись к этому иначе и в своей несравненной заботе о нас полагали, что нам необходимо спешить вперед. Те же, кто направлялся навстречу нам в Пергам на всенародные игры, как только увидели нас, — бегом повернули к Эфесу. И все это было так. (82) А немного дней спустя, после того как я, перенесши дождь и напрягши последние силы, оказался в Эфесе, бог повелел мне совершить холодное омовение, и я омылся в гимнасии, который находится у Коресса. Очевидцы удивлялись омовению не меньше, чем этим словам; но и то и другое было от бога.

731

(1) К нынешнему дню, почтенные слушатели, должны были исполниться все мои и ваши надежды: чтобы сокрушилась Персидская держава и чтобы не сатрапы, но римские наместники 732правили землею персов, и правили по нашим законам, и чтобы храмы наши украсились победною добычею, и чтобы воссел победитель на царском своем престоле, дабы приять хвалы за победу свою. Воистину, как я мыслю, таково было бы ему честное воздаяние, достойное многих всесожжений, кои воскурял он богам, — но нет! (2) Ныне зависть демонская одолела благие упования, 733и мертвым воротился от рубежей вавилонских тот, кому самой малости недостало для завершения подвига его. Сколько можно пролить о нем слез, столько и пролито, однако же кому под силу спорить со смертью? Что нам теперь осталось, то и ему всего милее: пусть не услыхать уже ему похвального слова делам своим, но хоть другие услышат слово мое, а потому скажу. (3) И еще вот почему скажу. Во-первых, отняв награду у того, кто столь ревностно искал славы, я был бы попросту несправедлив, а во-вторых, был бы я прямым подлецом, когда бы того, кого живого готов был чтить, не почтил бы и опочившего. Мало того, что лишь низкий льстец в глаза угождает, а об обошедшем не поминает, но живого-то ежели словом и не порадуешь, так иным способом ублажишь, а для мертвых можем мы сделать лишь одно: хвалить их и славить, дабы во всех временах звучала повесть о доблестных их деяниях.

(4) Вот и я, сколько ни затевал славословий 734достохвальному сему мужу, всякий раз находил речи свои ничтожными по делам его, однако же никогда — свидетели боги! — ничуть не досадовал, что доблесть царственного моего друга витийственности моей непосильна, как ни люблю его. Воистину, полагал я, не к общей ли выгоде граждан, ежели тот, кто восприял державу ради спасения многих, обгонит делами своими всякое слово? Даже битвенное его богатырство, на брегах океанских 735явленное, не сумел я восславить как надо, — так мне ли сегодня в единой речи успеть и о прежних его подвигах достодолжно поведать, да еще и о походе на персов? (5) Право, когда бы он, милостью дольних богов воскреснув мне на помощь, соделался бы незримым моим сотоварищем в сем тяжком труде, то и тогда речь моя не была бы вполне соразмерна с деяниями его: хоть и прибавилось бы ей лепоты, да все же не столько, сколько надобно. Так неужто уповать, что выйдет прок от усердия моего, ежели труд столь велик и огромен, а помощи нет? (6) Знай я заранее, что вы хотя и услаждаетесь словесами, однако же сознаете, сколь дела превосходнее речей, лучше всего было бы мне молчать. Но поелику вы и прежде в неизменном своем словолюбии речам моим рукоплескали, то, полагаю, и ныне по справедливости пристало мне не молчать, но сказать, как сумею, о государе моем и друге.

(7) Немало было у нас государей, разумением честных, да родом подлых: о державе позаботиться они умели, однако же родства своего стыдились, так что кому доводилось их славить, тому и была работа страдание это облегчить — а ныне нет хвалам моим даже малой препоны. (8) Вот род его: дед у него — государствовал, не стяжательством превосходный, зато великую от подданных стяжавший приязнь, отец у него — сын государев и брат государев, а по правде-то и держава была ему положена, но он о том молчал, сущего самодержца 736чтил и до конца жизни жил с ним в дружбе и согласии, (9) а женился на дочери вельможи 737именитого и многоумного, коего даже и побежденного недруг толико чтил, что ставил начальство его в пример вельможам своим. От такого-то союза и происшел благороднейший отпрыск, нареченный по деду, ибо уважил родитель почтенного своего тестя. (10) После, когда скончался Константин от недуга, едва ли не все родичи его, хоть старые, хоть малые, были истреблены мечом, однако же царственный отпрыск, равно как и единокровный его старший брат 738всеобщего избиения избегли: того выручила болезнь, мнившаяся в ту пору смертельной, а этого — младенчество, ибо был он лишь недавно отнят от груди. (11) Старший брат предпочитал витийству иные занятия, тем уповая поменее навлекать на себя подозрений, а младшего небесный его попечитель подвигнул возлюбить словесность. Итак, принялся отрок за науку в городе, после Рима величайшем, 739и хотя был внук государев, и племянник государев, и двоюродный брат государев, ходил он по учителям безо всякого чванства и спеси, не красуясь толпою челяди и не поднимая шума — только и были при нем что евнух, наилучший страж смиренномудрия, да еще дядька, ученостью отнюдь не обделенный. Одежда его была простая, перед товарищами он не важничал, сам затевал разговор, бедности не презирал, стоял, где всем положено стоять, вместе со всеми слушал, вместе со всеми уходил и ни в чем не искал преимущества, и когда бы глянул кто со стороны на всех разом, не зная, кто они и какого роду-племени, так нипочем бы не отыскал у него ни единой приметы сиятельной его знатности.

(12) Однако не во всем был он ровней товарищам, ибо куда как далеко упредил их и понятливостью, и смышленостью, и памятливостью, и неутомимостью в ученье — а я-то, видя такое, только печалился, что не мне дано засеять столь плодотворный разум! Воистину, достался юноша негодному учителю 740в награду за богохульство, и наставлял негодяй этот ученика своего в таком же духе, а тот поневоле внимал пустопорожнему витийству — и все потому, что жалкий учитель его воевал с алтарями. (13) Вот так отрок мужал, и со временем царственная его порода свидетельствовала о себе все чаще и приметнее, а это спать не давало Констанцию. Стало ему страшно, как бы столь великий град столь великого могущества, многолюдством и силою равный Риму, не прельстился бы доблестью юноши и как бы не вышло от того ему, Констанцию, беды. Итак, отсылает он юного родича своего в Никомедию: 741учиться там можно точно так же, а страху поменьше. В ту пору и я уже успел покинуть полную опасностей столицу и перебраться в это тихое место, однако юноша в ученье ко мне не пошел, хотя и не отвергал науки моей, но скупал и читал мои сочинения. (14) Почему же, радуясь сочинениям, избегал он сочинителя? А вот почему. Тот прежний пресловутый наставник обязал его клясться великими клятвами, что не примкнет он ко мне, и не станет зваться учеником моим, и даже в слушатели ко мне не запишется. (15) Потому-то он хоть и сердился на заклявшего, однако же клятвы не преступал, но, взыскуя речей моих, исхитрился сразу и зарок соблюсти, и речи мои заполучить — нашел перекупщика, который за большие деньги ежедневно доставлял ему записи моих уроков. Тут-то и явил он в полной мере природные свои дарования — сам ко мне не ходил, а выучился лучше тех, которые ни единого урока не пропустили, так что даже на ощупь собрал больше плодов, чем они на свету. Отсюда, как я мыслю, и в позднейших его сочинениях есть нечто родственное моему слогу, будто вышел он из моей школы.