Array Гомер -  Античная лирика

Душу свою на губах я почувствовал, друга целуя:
Бедная, верно, пришла, чтоб перелиться в него.

Яблоко это тебе я кидаю. Поймай, если любишь,
И отведать мне дай сладость твоей красоты.
Если ж, увы, ты ко мне холодна, подыми его: сможешь
Видеть на нем, сколь кратка пышного цвета пора.

Яблоко я. Меня бросил тобою плененный, Ксантиппа.
Полно, строптивой не будь! Краток твой век, как и мой.

Ты на звезды глядишь, о звезда моя! Быть бы мне небом,
Чтоб мириадами глаз мог я глядеть на тебя.

Ты при жизни горел средь живущих денницей, Астер мой,
Ныне вечерней звездой ты средь усопших горишь.

Мойры еще на роду Гекубе [289] Гекуба — жена троянского царя Приама, потерявшая в войне почти всех своих детей и мужа. и женам троянским
Скорбный напряли удел — слезы горючие лить,
О мой Дион, а тебе, воспевавшему славные битвы,
Боги сулили благих осуществленье надежд; [290] Благих осуществленье надежд — Дион пришел к власти, свергнув другого тирана — Дионисия-младшего.
Ты же лежишь под землей, родимым городом чтимый,
О в мое сердце любовь властно вселивший Дион!

Стоило мне лишь однажды назвать Алексея красавцем,
Как уж прохода ему нет от бесчисленных глаз;
Да, неразумно собакам показывать кость! Не таким ли
Образом я своего Федра навек потерял?

Родом мы все эретрийцы, с Эвбеи; могилы же наши —
Около Суз [292] Сузы — столица одной из персидских провинций, зимняя, резиденция персидских, а впоследствии парфянских царей. . Как далек край наш родимый от нас!

Шумно бурлящие волны Эгейского моря покинув,
Здесь мы навеки легли средь Экбатанских [293] Экбатана — главный город Мидии, летняя резиденция царей. равнин.
Нас не забудь, о Эретрия наша, прощайте, Афины,
Доблестный город-сосед! Милое море, прощай!

Золото некто нашел, обронив при этом веревку;
Тот, кто его потерял, смог себе петлю связать.

Золото этот нашел, а тот потерял его. Первый
Бросил сокровище прочь, с жизнью покончил второй.

Молвила музам Киприда: «О девушки, вы Афродиту
Чтите, не то напущу мигом Эрота на вас!»
Музы в ответ: «Болтовню эту ты сбереги для Арея,
Нам же не страшен, поверь, мальчик крылатый ничуть».

Тише, источники скал и поросшая лесом вершина!
Разноголосый, молчи, гомон пасущихся стад!
Пан начинает играть на своей сладкозвучной свирели,
Влажной губою скользя по составным тростникам,
И, окружив его роем, спешат легконогие нимфы,
Нимфы деревьев и вод, танец начать хоровой.

Сядь отдохнуть, о прохожий, под этой высокой сосною,
Где набежавший зефир, ветви колебля, шумит, —
И под журчанье потоков моих и под звуки свирели
Скоро на веки твои сладкий опустится сон.

В этой могиле лежит потерпевший кораблекрушенье,
Рядом же — пахарь; сильней моря и суши Аид.

Море убило меня и бросило на́ берег, только
Плащ постыдилось отнять, что прикрывал наготу.
Но человек нечестивой рукой сорвал его с трупа:
Жалкой корыстью себя в грех непомерный он ввел.
Пусть же он явится в нем в преисподнюю, к трону Миноса, [295] К трону Миноса — По позднейшим сказаниям, критский царь Минос, сын Зевса и Европы, был судьей в царстве мертвых. —
Тот не преминет узнать, в чьем нечестивец плаще.

Мимо могилы моей, о счастливый моряк, проплывая,
Знай, что покоится в ней твой незадачливый брат.

Где бы навек поселиться и жить, искали хариты;
Место такое нашлось: Аристофана душа.

Я, Лайда [297] Лаида (Лаиса) — красавица гетера, которой посвящено множество греческих и латинских эпиграмм. Переложением французского перевода одной латинской эпиграммы IV века н. э. и является стихотворение Пушкина «Лаиса Венере, посвящая ей свое зеркало» (1814 г.): Вот зеркало мое — прими его, Киприда! Богиня красоты прекрасна будет ввек, Седого времени не страшна ей обида: Она — не смертный человек; Но я, покорствуя судьбине, Не в силах зреть себя в прозрачности стекла, Ни той, которой я была, Ни той, которой ныне. , чей смех оглашал горделиво Элладу,
В чьих дверях молодежь вечно теснилась толпой,
Ныне тебе, Афродита, дарю это зеркало: в нем я
Быть вот такой не хочу, прежней же быть не могу.

Девять лишь муз называя, мы Сапфо наносим обиду:
Разве мы в ней не должны музу десятую чтить?

Был этот муж согражданам мил и пришельцам любезен;
Музам он верно служил, Пиндаром звали его.

Пять коровок пасутся на этой маленькой яшме;
Словно живые, резцом врезаны в камень они.
Кажется, вот разбредутся… Но нет, золотая ограда
Тесным схватила кольцом крошечный пастбищный луг.