Демосфен - Избранные речи

(138) Хотя я мог бы о нем привести еще тысячи данных, я опускаю это. Дело ведь вот какого рода. Я мог бы указать еще много таких случаев, когда было установлено, что он в те времена был прислужником врагов, а надо мною издевался. Но это у вас не остается точно в памяти и не вызывает должного гнева; наоборот, вы завели у себя дурное обыкновение, давая любому желающему широкую возможность подставлять ногу и опорочивать средствами сикофантов всякого, кто говорит что-нибудь полезное для вас, и при этом жертвуете пользой государства ради потехи и удовольствия слушать перебранку 203. Поэтому всегда бывает легче и безопаснее получать жалованье на службе у врагов, чем вести политическую деятельность в рядах ваших защитников.

(139) Конечно, если еще до того, как началась открытая война, Эсхин уже сотрудничал с Филиппом, это ужасно, о Земля и боги! разве не правда? – и тем более, если сотрудничал против своей родины. Однако пусть уж, если вам угодно, пусть это так ему проходит. Но когда ваши суда уже явно были захвачены, когда Херсонес подвергался опустошению, когда тот человек собирался идти на Аттику, когда дела уже не оставляли сомнения и нам уже непосредственно грозила война, что́ сделал хоть раз для нашей защиты этот клеветник, сочинитель ямбов? 204Ничего он не может указать и нет ни одной – ни большой, ни короткой псефисмы, предложенной Эсхином, по вопросу о пользе государству. Если же он хочет сказать, что есть, пусть укажет это в мою воду 205. Однако нет ни одной. А между тем от него требовалось одно из двух – или не писать никаких предложений против моих действий, раз он не мог в них найти ничего плохого, или, раз он хлопотал о пользе врагов, не предлагать взамен их никаких лучших.

(140) Так что́ же, если он не вносил письменных предложений, разве это значит, что он молчал, когда нужно было сделать что-нибудь вредное? Нет, никому другому тогда и слова сказать не было возможности. И если некоторые действия этого человека государство могло, кажется, терпеть и они могли проходить незамеченными, то одно дело он сделал, граждане афинские, такое, которым завершил все прежние, – это то самое, на объяснение которого он потратил большую часть своей речи, когда распространялся о решениях относительно локрийцев в Амфиссе 206, стараясь совершенно извратить истину. Но этого дела не скроешь. Почему же? – Никогда тебе не смыть того, что было там сделано тобой, – сколько бы ты ни говорил.

(141) Я призываю перед вами, граждане афинские, всех богов и богинь, которые владеют Аттической землею, и Аполлона Пифийского, который является отчим у нашего государства 207, и молю всех их, – если скажу правду сейчас перед вами и если говорил ее перед народом уже тогда, немедленно, как только увидал, что этот вот нечестивец затевает это дело (я понял это, сразу понял), – да пошлют они мне счастье и спасение, если же по вражде или из-за личной зависти ложно поднимаю против него обвинение, да лишат меня всех благ! 208

(142) Почему же об этом я говорю с таким волнением и проявляю в этом деле столько настойчивости? Это потому, что, хотя я и имею в своем распоряжении письменные данные из государственного хранилища 209, на основании которых могу доказать вам это вполне ясно, и, хотя вы, я уверен, вспомните прошлые дела, я все-таки боюсь, как бы в сравнении с совершенными им злодеяниями он не показался в вашем представлении слишком ничтожным. Это ведь произошло ранее – тогда, когда он отдал на погибель злосчастных фокидян, сообщив сюда ложные сведения 210. (143) Эту войну под Амфиссой, которая повод Филиппу 211дала вступить в Элатею и благодаря которой он был избран вождем амфиктионов и получил таким образом возможность все перевернуть в делах греков, эту войну подстроил вот он, Эсхин, и он один из всех есть виновник величайших бедствий. И, когда я тотчас же в Народном собрании стал решительно возражать и восклицал: «Ты войну направляешь на Аттику, Эсхин, амфиктионовскую войну!» – тогда сидевшие в собрании подговоренные им люди не давали мне говорить, другие же были в недоумении и предполагали, что я попусту обвиняю, сводя личные счеты. (144) А в чем же заключалась, граждане афинские, сущность этих событий, ради чего это было подстроено и как это все произошло, об этом послушайте сейчас, так как тогда вам в этом помешали. Вы увидите, что дело было хорошо придумано, и знать это будет вам очень полезно для понимания общего положения, а кроме того, вы убедитесь, с какой ловкостью действовал Филипп 212.

(145) Война с вами у Филиппа затягивалась до бесконечности, и он не видел возможности к ее прекращению иначе, как возбудив у фиванцев и фессалийцев враждебное отношение к нашему государству. Хотя ваши стратеги неудачно и плохо воевали с ним, но все-таки он испытывал тысячи трудностей, как от самой войны, так и от разбойников, так как ни из его страны не вывозилось ничего из производимых в ней предметов, ни к нему не подвозилось того, что было ему нужно. (146) А он в то время ни на море не имел превосходства над вами, ни в Аттику не был в силах пройти при условии, если ни фессалийцы не пойдут с ним вместе, ни фиванцы не откроют ему прохода через свою страну. Выходило даже так, что, хотя на войне он и побеждал всех, каких вы посылали против него стратегов, каковы бы они ни были (этого я уж не касаюсь), но вследствие самих природных условий местности и наличных данных у каждой стороны ему приходилось нести потери. (147) Поэтому он полагал, что если бы он стал убеждать или фессалийцев, или фиванцев пойти совместно с ним против вас ради его собственной вражды, тогда никто не придал бы значения его призыву; если же он будет избран ими предводителем под видом общего их защитника, тогда, по его расчетам, ему легче будет одних обмануть, других убедить. И что́ же? Он затевает – поглядите, как ловко! – втянуть в войну амфиктионов и вызвать смуту на собрании в Пилах 213: он имел в виду, что для этого им сейчас же потребуется его помощь. (148) Вместе с тем он понимал, что, если это станет предлагать кто-нибудь из гиеромнемонов 214, посылаемых им самим или его союзниками, это возбудит у всех подозрение и заставит как фиванцев, так и фессалийцев и всех вообще принять меры предосторожности; если же дело это возьмет на себя афинянин, представитель вас, его противников, тогда его замыслы легко пройдут незамеченными. Так оно и случилось. Ка́к же он это устроил? – Он нанимает вот этого человека. (149) Так как никто, надо полагать, не был к этому подготовлен и не соблюдал осторожности, как обыкновенно у вас делаются подобные дела, этот человек был предложен в пилагоры; трое или четверо подняли за него руки 215, и он был объявлен избранным. Затем, когда Эсхин, приняв от государства эту почетную обязанность, прибыл на собрание амфиктионов 216, он отложил в сторону все другие дела и, ни с чем не считаясь, стал выполнять то дело, ради которого был нанят. Сочинив благовидные речи и сказки и подробно перебрав все обстоятельства, начиная с того, как заклятие было наложено на Киррейскую землю 217, (150) он убеждает гиеромнемонов, людей неопытных в речах и не предвидевших дальнейшего, вынести постановление, что надо сделать обход той земли, которую амфиссейцы, по их утверждению, обрабатывали как свою собственность, но которую он в своем обвинении представлял как принадлежащую к священной области, хотя локрийцы не предъявляли никакого обвинения против нас и ничего такого, на что сейчас ссылается он 218, говоря вам неправду. Вы убедитесь в этом вот из чего. Ведь конечно, не могли же локрийцы, не сделав вызова 219, провести судебное дело против нашего государства. Так кто же делал вызов нам? Перед каким должностным лицом был сделан вызов? Назови, кому это известно, укажи это лицо. Но нет, ты не мог бы этого сделать. Все это было у тебя лишь пустым и лживым предлогом. (151) И вот когда амфиктионы под предводительством этого человека совершали обход земли 220, неожиданно на них напали локрийцы и чуть не перебили всех дротиками, а некоторых из гиеромнемонов даже захватили. Когда из-за этого поднялись обвинения и даже война против амфиссейцев, сперва во главе войска самих амфиктионов стал Коттиф 221, однако вследствие того, что некоторые не явились 222, а другие хотя и пришли, но бездействовали, сразу же люди, нарочно подобранные для этой цели и давно уже показавшие свою негодность, из фессалийцев да и из остальных государств, стали вести дело к тому, чтобы на следующем собрании в Пилах 223избрать предводителем Филиппа. (152) И к этому они нашли благовидные предлоги. Они заявили, что приходится или самим делать взносы и содержать наемников, и при этом налагать взыскания на тех, кто будет от этого уклоняться, или же избрать его. Да что много говорить? Вот так и был он избран предводителем. После этого он сейчас же собрал войско и прошел Пилы под видом того, что направляется в Киррейскую землю, на самом же деле, пожелав доброго здоровья киррейцам и локрийцам, захватил Элатею 224. (153) Конечно, если бы фиванцы сразу же, как увидали это, не одумались и не примкнули к нам, этот удар, точно горный поток, обрушился бы всецело на наше государство; но тут, по крайней мере на первых порах, сдержали его они, – главным образом, граждане афинские, по милости к вам кого-то из богов, но кроме того, насколько это по силам одному человеку, также и благодаря мне. Дай-ка мне эти постановления и указания сроков, когда какое событие происходило, чтобы вы знали, какие дела замутила эта мерзкая голова, не понеся никакого наказания. (154) Читай постановления.