Марк Цицерон - Ораторское искусство с комментариями и иллюстрациями

Я не спорю, что боль есть боль, – иначе зачем было бы и мужество? Но я настаиваю, что подавлять ее нужно терпением, если только у тебя есть терпение, а если нет, то для чего нам выхвалять философию и тщеславиться именем философа? Боль колет? Пусть даже режет: если ты безоружен – подставь горло; если защищен мужеством, как Вулкановым доспехом, – сопротивляйся; а иначе оно перестанет быть стражем твоего достоинства, оставит тебя и покинет.

Вулкан – римское имя Гефеста. Вулканов доспех – выкованный в мастерской Гефеста, такой же прочный, как щит Ахилла.

Критские законы, которые освятил сам Юпитер или Минос по воле Юпитера (так говорят поэты), а затем и Ликурговы законы закаляют юношей в охоте и гоньбе, в голоде и жажде, в холоде и зное; в Спарте мальчиков даже секли перед алтарем —

а порою и до смерти (так мне самому рассказывали, когда я там был), но ни один из них не только не закричал, но даже не застонал. Неужели что под силу мальчику, то не под силу взрослому? И неужели голос обычая сильнее, чем голос разума?

По воле Юпитера – на Крите Зевс (Юпитер) почитался как местный культурный герой, и ему приписывались законы. Поэты, желая примирить критскую версию с общегреческой, в которой Зевс – не герой, а верховный бог, объявили, что законодательство Зевса дано не им самим, а царем Миносом по воле Зевса.

Труд и боль – вещи разные. Они близки в конечном счете, но разница между ними остается. Труд – это усилие душевное и телесное при тяжелой и усердной работе; боль – это резкое движение в теле, противное нашим чувствам. Греки, у которых язык богаче, называют, тем не менее, то и другое одним словом; поэтому «трудолюбец» у них значит «любитель» и даже «искатель» боли, хотя труждаться и болеть – совсем не одно и то же. (О Греция, как порою ты скудна в своем обилии слов!)

Одним словом – словом πόνος, которое означает любую тягость. На самом деле греческий язык богаче, но в защиту Цицерона можно сказать, что труд отождествляется со страданием во многих языках. Так, английское job от имени библейского страдальца Иова или французское travail от tripalium – «треножение», в смысле рабской неподвижности или пытки. Впрочем, и латинское labor «труд», иногда использовалось в значении «боль», например, «труд женщины» в значении «болезненные роды».

Итак, говорю я, боль – одно, а труд – другое: когда Гаю Марию иссекали вздутые вены, это была боль, а когда он вел полки в тяжелый зной, это был труд. А сходство между ними в том, что привычка к труду облегчает и перенесение боли. Потому-то устроители греческих государств и старались закалять трудом тела юношей, а в Спарте – даже тела девушек, которые в остальных городах «изнеженно росли под сенью стен»: там не хотели, чтобы девушки походили

В самом деле, среди упражнений в таких трудах не избежать иной раз и боли – люди сшибаются, ранят друг друга, валят, падают, и сам труд оказывается как бы противоядием, смягчающим боль.

А военная служба? Я имею в виду нашу, а не спартанскую, где войска шли в бой под звуки флейт и все напевы были в анапестическом ритме. Само наше слово «войско» (exercitus) происходит от слова «упражнение» (exercitatio).

Анапест – стихотворный размер из трех слогов с ударением на последнем, считался наиболее подходящим для марша. Цицерон имеет в виду, что если для спартанцев война была искусством, то для римлян она готовит всё новые испытания.

А какой труд требуется от войска в походе – нести на себе полумесячное довольствие, нести повседневную утварь, нести колья для вала! Щит, шлем и меч я не причисляю к этому грузу, как не причисляю плечи, мышцы, руки, – ведь оружие для солдата все равно что часть тела, и пользуются они им так ловко, что в случае нужды им достаточно сбросить кладь и встретить врага оружием, как собственными руками.

Утварь – например, полевая кухня, которая была необходима в длительных походах на север. Спартанцам не приходилось уходить так далеко от родных мест, даже если они захватывали Афины.

А сами упражнения легионов, их бег, стычки, битвенный шум – разве это не труд? Здесь и учится душа принимать боевые раны; сравни с обученным воином необученного – скажешь, что это баба. Откуда такая разница между новобранцем и ветераном, какую мы видим с первого же взгляда? Молодость новобранцев – отличное свойство, но терпеть труды и презирать раны учит только опыт. То же видим мы, когда несут из сражения раненых: неопытный новичок издает жалостные стоны от каждой легкой раны, а бывалый ветеран, сильный своим опытом, только зовет врача, чтобы тот помог:

Эскулаповы сыны – среди греков, пошедших войной на Трою, были двое сыновей бога-врачевателя (или обожившегося героя) Асклепия – Махаон и Подалирий, оба являлись женихами Елены.

Так говорит Еврипил, воин многоопытный. А пока он так стонет, послушаем, как отвечают ему без всякой плачевности, разумно напоминая, почему ему нужно быть тверже душой:

Еврипил (Эврипил) – фессалийский царь, жених Елены, один из храбрейших участников боев под Троей. Сидел в троянском коне, потом, получив из рук Гефеста ларец с изображением Диониса, стал адептом культа виноделия, заменившего жертвоприношения на исцеление здоровым вином.

Патрокл, должно быть, отведет его на ложе, чтобы залечивать рану; будь он простым человеком, на этом бы и кончилось, но здесь – никоим образом. Патрокл прежде всего спрашивает, что случилось в бою:

Платон в «Государстве» порицал Патрокла за то, что он лечил рану Еврипила, дав ему вино для восстановления крепости сил. По мнению Платона, сытная пища и обильное вино вызывают только скопление соков в организме, и поэтому человек, вместо того, чтобы сразу исцелиться, оказывается зависим от своих лекарств. Цицерон скрыто спорит с Платоном, доказывая, что Еврипилу нужны были силы для разговора, а не для немедленного здоровья – он противопоставляет суровым созерцательным требованиям Платона риторически выстроенный свободный диалог.