Ксенофонт - Киропедия

Нельзя умолчать здесь и о его личном обаянии. Ведь в то время, когда он бывал осыпан почестями, обладал огромным влиянием, да к тому же еще и царской властью, и как царь был всеми любим и не имел недругов, никто никогда не видел его исполненным высокомерия. Напротив, всем поневоле бросались в глаза его любезность и готовность помочь друзьям. С большим удовольствием он участвовал в разговорах о любовных историях, принимал близко к сердцу все, что касалось его друзей. Такие особенности его характера, как жизнерадостность, бодрость, веселость, привлекали к нему многих, стремившихся к общению с ним не столько ради того, чтобы чего-либо от него добиться, сколько ради приятного времяпрепровождения. Он менее всего был склонен к самовосхвалению, но, несмотря на это, благосклонно выслушивал тех, кто прославлял самого себя, полагая, что этим они никому не приносят вреда, но сама похвала обязывает их доблестно вести себя в будущих сражениях. Надо упомянуть и о том, как кстати проявил он великолепную гордость. Когда до него дошло письмо от персидского царя, которое доставил посланец, прибывший вместе со спартанцем Каллеём, — а в нем содержалось предложение заключить дружбу и гостеприимство, — Агесилай письма не принял. [477] …Агесилай письма не принял. — Об обстоятельствах и времени этого эпизода более ничего не известно. Названный здесь Каллей, возможно, тождествен с лакедемонянином Каллием, о котором Ксенофонт упоминает в «Греческой истории» (IV, 1, 15). Самый эпизод — очевидно, со слов Ксенофонта — упоминают еще Плутарх (Ages., 23, 10; Apophth. Lac. Ages., 69, p. 213 d—e) и Элиан (V. h., X, 20). Доставившему письмо он приказал передать царю, что не следует адресоваться к нему частным образом, и при этом добавил: «Если персидский царь докажет на деле, что является другом Спарты и проявит доброжелательность по отношению ко всей Элладе, тогда и я стану ему самым верным другом. Если же царь пытается строить козни, то пусть знает, что я никогда ему другом не стану, даже если получу от него множество писем». Я особенно хвалю Агесилая за то, что он пренебрег гостеприимством персидского царя, чтобы снискать себе тем самым симпатии эллинов. Восхищаюсь я и тем, что предметом гордости он считал не сокровища или власть над большим числом подданных, но обладание личными добродетелями и власть над доблестными людьми. Так же высоко я ценю его дальновидность, нашедшую свое выражение в том, что он считал благом для Эллады, если против персидского царя восстанет как можно больше сатрапов. Ни подарки персидского царя, ни его военная мощь, ни предложение заключить гостеприимство не могли оказать влияние на Агесилая, и он делал все, чтобы избежать упрека в неверности со стороны сатрапов, которые собирались отпасть от персов.

А кто не проникся бы восхищением перед его умеренностью? Персидский царь, например, старался собрать в свои сокровищницы все золото, все серебро, все ценные вещи, которыми обладали люди, полагая, что если он будет обладать большим количеством денег, то с их помощью сумеет подчинить себе всех. Агесилай же, напротив, устроил свой дом совершенно иначе, не нуждаясь в чем-либо подобном. Если кто этому не верит, пусть взглянет сам, как скромно выглядело жилище его, пусть посмотрит на двери его. При взгляде на них приходит в голову мысль, что это те же самые двери, которые поставил Аристодем, потомок Геракла, когда возвратился на родину. [478] … Аристодем, потомок Геракла, когда возвратился на родину. — Согласно мифологической версии, официально принятой в Спарте, дорийцев привел в Лаконию праправнук Геракла Аристодем и он же первым стал царем в Спарте (ср. Her., VJ, 52), по общепринятой же версии Аристодем погиб еще до вторжения дорийцев в Пелопоннес и первыми царями Спарты стали его сыновья — близнецы Прокл и Эврисфеи (см., например, Apollodor. Bibl., II, 8; ср. также выше, прим. 1). Пусть желающие рассмотрят внутреннее убранство дома, вспомнят, как вел себя Агесилай на пиршествах; пусть послушают рассказы о том, как [479] … дочь его… — Эти слова, отсутствующие в рукописях, впервые были внесены в текст, по указанию И. Казобона, И. К. Цойне в его издании «Агесилая» 1782 г. отправлялась в Амиклы на обычном канатре. [480] … на обычном канатре. — Канатр — повозка с плетеным кузовом (от «канна» — тростник). Ср. свидетельство Плутарха: «Канатром лакедемоняне называют деревянные изображения грифов и полукозлов-полуоленей, в которых они возят своих дочерей во время торжественных шествий» (Plut. Ages., 19, 8, перевод К. П. Лампсакова; ср. также: Hesych.). Здесь имеются в виду ежегодные процессии в Амиклы на праздник Гиакинтий (ср. выше, II, 17 и прим.). От Плутарха, ссылающегося на официальные спартанские записи, мы знаем, что у Агесилая было две дочери — Эвполия и Ипполита (Plut. Ages., 19, 10). Он так соразмерял свой расход с приходом, что совершенно не я нуждался в добывании денег нечестными способами. Считается прекрасным деянием соорудить такую крепость, которая неприступна для врагов; но намного прекраснее, полагаю я, сделать неприступной для растлевающего влияния денег, наслаждений, страха свою собственную душу

Теперь я скажу о том, как отличался его простой нрав и обхождение от чванства персидского царя. Последний стремился возвеличить себя тем, что редко появлялся на людях. Агесилай же, напротив, радовался тому, что был окружен людьми, считая, что только порок нуждается в скрытности; он полагал, что прекрасному образу жизни свет придает особый блеск. Персидский царь считал недоступность своей особы признаком величия, Агесилай же бывал рад каждому, кто хотел его посетить. Тот создавал себе славу особой медлительностью в делах, Агесилай же особенно радовался тогда, когда отпускал людей, быстро удовлетворив их просьбы. Достойно внимания и то, насколько более простыми и доступными были удовольствия Агесилая. Для персидского царя его люди обегают все земли разыскивая ему самые лучшие вина; десятки тысяч трудятся, приготовляя ему самые вкусные блюда. Трудно рассказать о том, что делается, лишь бы он задремал. Напротив, для Агесилая любовь к труду сделала приятным любой оказывавшийся доступным напиток, любую случайно доставленную ему пищу. Любое ложе оказывалось ему достаточно удобным, чтобы спокойно на нем высыпаться. И все это не только доставляло ему удовольствие, но особенно наслаждался он сознанием того, что все эти предметы находятся у него под рукой. В то же время Агесилай имел возможность наблюдать, как для царя варваров, чтобы избавить его от дурного настроения, свозились со всех концов земли услаждающие напитки и яства. И что еще доставляло Агесидаю удовольствие, так это умение приспособляться к различным временам года. В то же время он видел, как царь варваров боялся и жары и холода по причине душевной слабости; он вел образ жизни, достойный не доблестных мужей, но самых жалких зверьков. А как не назвать прекрасной и поистине великолепной особенностью его образа жизни то, что дом свой Агесилай украсил предметами и устроил соответственно занятиям, достойным мужей! Он держал своры охотничьих собак, разводил породистых, годных к военной службе лошадей. Свою сестру Киниску он убедил разводить коней для конных ристаний. На состязаниях в беге колесниц Киниска одержала победу, и Агесилай благодаря этому ясно всем показал, что разведение подобных коней свидетельствует только о богатстве, а вовсе не о мужской доблести. [481] …показал, что разведение подобных коней свидетельствует только о богатстве, а вовсе не о мужской доблести. — На конных ристаниях победа присуждалась тому, кто был владельцем колесницы. Богатые люди, которые одни только и могли содержать скаковых лошадей, добивались побед, не участвуя непосредственно в состязании, af используя наемных возниц. Так могла поступить и сестра Агесилая Киниска, которая, по свидетельству Павсания, первая из женщин занялась содержанием скаковых лошадей и одержала победу в Олимпии (Paus., Ill, 8, 1 сл.; ср. также: Plut. Ages., 20, 1). И разве не свидетельствует о благородстве его характера высказанное им мнение, что победа в беге колесниц ничуть не увеличит его славы? [482] … победа в беге колесниц… не увеличит его славы? — Сходную мысль о том, что честолюбие правителя должно быть направлено не на содержание спортивных колесниц, а на заботу о процветании своего государства, высказывает Ксенофонт и в «Гиероне» (11, 5 слл.). Напротив, если он приобретет благорасположение своего государства, большое число верных друзей; если он станет первым благодетелем отечеству, соратникам и сокрушит врагов родины, именно тогда он одержит победу в самых прекрасных и величественных состязаниях и приобретет самую громкую славу как при жизни, так и после смерти