Автор неизвестен - Античная лирика

Но жива молва — от тебя, Елена,
Цепь недобрых дел заплелась Приаму
На погибель всем: Илион не ты ли
Испепелила?

Не такую взял Эакид невесту,
Всех богов созвал он на свадьбу. Деву
Нежную увлек из чертогов моря
К дому кентавра

На желанный брак. Развязала пояс
Девичий любовь, порадев Пелею
И красе морей, нереиде. Только
Год обернулся,

Родила она полубога-сына,
Рыжим скакунам удальца-возницу,
А Елена град и народ фригийский
Страстью сгубила.

Ныне гимном тебя
славлю, земля,
нежных питомцев мать:
С цветом граждан могли
поле держать
в первых рядах дружин;
О себе думы нет;
выпал им долг —
каждый по-мужнему,
С той же волей, что муж
дело вершил,
мужеством мужем был.
Будь я мудрым, как бог,
будь одарен
мыслью провидящей,
Волоска б одного
наперекор
Зевсу не вырвать мне.
Мужи зрелые мы,
в свалке судеб
нам по плечу борьба,
Но не мудро ввергать
отроков пыл
в ярость смятенных битв.
Что ж они? — Чуть на град
грозной ордой
вдруг навалился враг,
Вспыхнув детской душой,
не оробев,
в руки мечи — и в бой!

Что из кувшина чéрпать большим ковшом?
К чему усилье? Я убеждал тебя
Не проводить со мною праздно
Дни, опьяняясь вином и песней.

Зачем страшиться моря? Как мóрок злой,
Пройдет морозный холод предутренний,
Нам бы на борт взойти скорее —
В руки кормило, подпоры вырвать.

И от причала прочь, повернув ладью
Навстречу ветру. С легкой душой тогда
Мы предавались бы веселью, —
То-то бы пить и гулять на славу!

А ты, бессильно руку на мой рукав
Повесив, кличешь: «Мальчик, подушку мне
Под голову! Певец, такою
Песней меня не заманишь в море».

Пойми, кто может, буйную дурь ветров!
Валы катятся — этот отсюда, тот
Оттуда… В их мятежной свалке
Носимся мы с кораблем смоленым,

Едва противясь натиску злобных волн.
Уж захлестнула палубу сплошь вода;
Уже просвечивает парус,
Весь продырявлен. Ослабли скрепы.

Что делать, буря не унимается,
Срывает якорь яростью буйных сил,
Уж груз в пучину сброшен. В схватке
С глубью кипящей гребут, как могут.

Но, уступая тяжким ударам волн,
Не хочет больше с бурей бороться струг:
Он рад бы наскочить на камень
И погрузиться на дно пучины.

Такой довлеет жребий ему, друзья,
И я всем сердцем рад позабыть беду,
И с вами разделить веселье,
И насладиться за чашей Вакха.

Тогда нас гибель ждет неминуемо.
Безумец жалкий сам ослепит себя —
Но мы…

Под взметом ветра новый взъярился вал.
Навис угрозой тяжких трудов и бед.
Натерпимся, когда на судно
Бурно обрушится пенный гребень.

Дружней за дело! И возведем оплот,
Как медной броней, борт опояшем мы,
Противоборствуя пучине,
В гавань надежную бег направим.

Да не поддастся слабости круг борцов!
Друзья, грядет к нам буря великая.
О, вспомните борьбу былую,
Каждый пусть ныне стяжает славу.

Не посрамим же трусостью предков прах,
В земле под нами здесь упокоенных:
Они воздвигли этот город
На благоденствие нам, потомкам.

Но есть иные — люди, не властные
В своих желаньях. Темным страстям служа,
Их опозоренные руки
Предали город рукам таким же.

Он знай шагает по головам, а вы
Безмолвны, словно оцепенелые
Жрецы перед загробной тенью,
Грозно восставшей из мрака мертвых.

Пока не поздно, вдумайтесь, граждане,
Пока поленья только чадят, дымясь,
Не мешкая, глушите пламя,
Иль запылает оно пожаром.

Метит хищник царить,
Самовластвовать зарится,
Все вверх дном повернет.—
Накренились весы. Что спим?

Ни грозящим кремлем
Не защититесь вы,
Ни стеной твердокаменной:

Башни, града оплот, —
Бранники храбрые.
Ты киркой шевели,
Каменотес,
Бережно хрупкий пласт:

Не осыпал бы с круч
Каменный град
Буйную голову!

Медью воинской весь блестит,
Весь оружием убран дом —
Арею в честь!

Тут шеломы как жар горят,
И колышутся белые
На них хвосты.

Там медяные поножи
На гвоздях поразвешаны;
Кольчуги там.

Вот и панцири из холста;
Вот и полные, круглые
Лежат щиты.

Есть булаты халкидские,
Есть и пояс и перевязь;
Готово все!

Ничего не забыто здесь;
Не забудем и мы, друзья,
За что взялись!

Пить, пить давайте! Каждый напейся пьян,
Хоть и не хочешь, пьянствуй! Издох Мирсил.

Как проходимец, страстно мечтающий
По знатным барам запросто хаживать,
Тебя не съел он и, бытуя
Трудно, в домашнем кругу был сносен.

Когда же в буйстве высокомерия,
Упившись властью, стал лиходейничать,
Как все безумцы-лиходеи, —
Мы не стерпели его безумья.

Не раз скользили мы над погибелью,
Но повернулось все к стародавнему:
С оскоминою эта сладость,
Да не бывает добра без худа.

Не помню, право, — я малолетком был.
Когда милы нам руки кормилицы, —
Но знаю, от отца слыхал я:
Был возвеличен он Пентилидом.

Пусть злорадетель родины свергнут им:
Меланхр низвергнут! Но низвергатель сам
Попрал тирана, чтоб тираном
Сесть царевать над печальным градом.

Всенародным судом
Отдали вы
Родину бедную,
Злополучный наш град,
В руки — кому ж?
Родины пасынку!

Стал тираном Питтак,
Города враг,
Родины выродок.

Ты был мне другом — сиречь одним из тех,
Кого послаще потчевать — козочкой,
Молочной свинкою — пригоже,
Как неспроста нам велит присловье…

Нам сказать бы ему: флейта он сладкая,
Да фальшиво поет дудка за пиршеством.
Присоседился он к теплым приятелям,
В глотку льет заодно с глупою братией.