Катулл - Лирика Древнего Рима

15 Путь озаряет луна, под звездами видны ухабы,

Сам же Амур впереди факел горящий несет.

Рассвирепевшие псы остаются с разинутой пастью,

Племени любящих путь вечно повсюду открыт.

Кто, нечестивый, себя запятнает любовника кровью

20 Скудной? Отвергнутый друг тоже Венерой храним.

Если б решенье мое привело меня даже к кончине,

Вознагражденье вполне мне окупило бы смерть.

Мазей любимая мне принесет, венками украсит

Холм и сядет сама хладный мой пепел стеречь.

25 Боги да сделают так, чтобы кости мои не лежали

Там, где вечной ходьбой чернь пролагает стезю.

Чернь оскверняет, увы, после смерти могилы влюбленных:

Пусть меня в роще глухой скроют деревья листвой.

Или засыплют мой прах пески безвестных прибрежий.

30 Радости нет — начертать имя на торной тропе.

Ныне покорно, о Вакх, к твоим алтарям припадаю:

Сердце смирив мне, пошли ветер попутный, отец!

Можешь всегда укротить ты гордыню безумной Венеры,

И от печалей дано нам исцеленье в вине.

5 Ты сочетаешь сердца и ты разлучаешь влюбленных:

Смой же злосчастный недуг, Вакх, с этой скорбной души!

Что многоопытен ты, про то говорит Ариадна

Звездами, в горнюю высь въехав на рысях твоих.

Жар, что в костях у меня огнем стародавним пылает,

10 Сила вина твоего или же смерть исцелит.

Трезвая полночь всегда томит одиноких влюбленных:

Или надежда иль страх душу им кружит впотьмах.

Если твоими, о Вакх, дарами рожденная дрема,

Разгорячив мне чело, кости пронижет мои, —

15 Лозы я сам посажу и холмы обсажу по порядку,

Буду кусты охранять, чтоб не обгрызло зверье.

Только бы кадки мои багряным пенились суслом,

Сок бы все новых кистей тек с отжимающих ног, —

Сколько б ни жил я еще, тобой и мощью твоею

20 Жил бы я, Вакх, лишь твоих доблестей славный певец.

Вспомню, как был порожден ты матерью в молниях Этны

И как индийцев прогнал Нисы твоей хоровод.

Я бы Ликургово пел против новой лозы беснованье,

Гибель Пенфея, что трех вызвала толп торжество:

25 Пел бы тирренских гребцов, как они, превратившись в дельфинов,

В море попрыгали вдруг с лодки, обвитой лозой,

И благовоние струй, текущих по Наксоса землям,

Где из потока вино толпы наксосские пьют.

Буду я петь, как плющ вкруг выи висит белоснежной,

30 Митру лидийскую петь на бассарейских кудрях, 522

Спину, что блещет, струя аромат благовонного масла,

Ткани текущих одежд на обнаженных ногах.

Мягко в тимпаны свои забьют диркейские Фивы, 523

И козлоногие вкруг паны в тростник загудят;

35 Рядом великая мать Кибела с главой башненосной, 524

В хоре идейском несясь, в хриплый ударит кимвал.

Жрец, при входе во храм освящая тебе приношенье,

Будет из чаши златой в жертву вино возливать.

Все расскажу, что должно с высокого петься котурна, 525—

40 Словно из Пиндара уст мой понесется восторг.

Только избавь ты меня навеки от рабства гордыне,

И поскорей победи думы тревожные сном.

Там, где играет залив, зажатый тенистым Аверном,

С теплой стоячей водой дымного озера Бай;

Там, где троянский трубач Мизен 526опочил под песками

И Геркулеса трудом сложенный славится путь; 527

5 Где, когда он, благой, по смертным странствовал селам,

Фивского бога встречал радостным звоном кимвал

(Ныне ж великим грехом нам всем ненавистные Байи, —

Что за губительный бог в ваши вселился струи?), —

Там он, 528сокрывшись, свой лик погрузил в Стигийские воды,

10 Озера вашего вкруг бродит сегодня как дух.

Чем помогли ему — род, иль доблесть, иль дивная матерь.

Или что он обнимал Цезаря славный алтарь,

Или же трепет завес 529над доверху полным театром

И материнской руки подвиги все и дела?

15 Умер, — а бедный достиг лишь утра двадцатого лета:

Сколько вместила добра в тесный предел эта жизнь!

Что же, ступай, и духом пари, и празднуй триумфы,

Пусть тебя тешит театр рукоплесканьем толпы,

Ткани Аттала затми, и пусть на игрищах пышных

20 Камни цветные блестят: всё ты подаришь огню.

Все придем мы сюда, придут и последний и первый:

Хоть и безрадостен путь, каждый пройдет по нему.

Надобно пса умолять, 530рычащего пастью тройною,

В общую надо ладью хмурого старца 531сойти.

25 Пусть осторожный себя закрывает железом и медью:

Но все равно извлечет скрытую голову смерть.

Не помогла красота Нирею, 532а сила — Ахиллу,

Крезу — бесчисленный клад, данный Пактолом ему.

В древние дни красота беду навлекла на ахеян:

30 Цену большую Атрид новой любви заплатил. 533

Ты же, гребец, что везешь людей богомольные тени,

Ты да получишь одно тело его без души:

Так же, как Клавдий ушел 534— Сикульской земли победитель,

Так же, как Цезарь, — она к звездам с земли отошла.

Сколько уж раз ты меня сладострастьем моим попрекала:

Верь мне, над вами оно больше гораздо царит.

Вы, как порвете узду, последний стыд презирая,

Так одержимой душе нет уже меры ни в чем.

5 Пламя заглохнет скорей в колосьях на ниве зажженной,

Реки скорей потекут снова к истокам своим,

Гавань спокойную Сирт и берег удобный доставит

Злая Малея 535пловцам гостеприимством своим, —

Но не сумеет никто обуздать желания ваши

10 Или стрекало сломить ваших горячих безумств.

Та — вам в пример, что, быка изведав критского наглость,

Лживо надела себе телки еловой рога; 536

Иль Салмонида, 537чей пыл фессалийского звал Энипея,

Что пожелала отдать богу морскому себя.

15 Грешницей Мирра была, к отцу воспылавшая старцу

И обреченная стать деревом с новой листвой.

Что о Медее сказать? Увы, материнского сердца

Гнев утолила любовь смертью родимых детей.

Как с Клитемнестрою быть, из-за блуда которой в Микенах

20 Славный Пелона очаг темным бесчестьем покрыт?

Также, о Скилла, и ты, соблазнившись красою Миноса,

С пурпурным волосом вмиг срезала царство отца.

Вот уж приданым каким врага наградила девица! 538

Нис, ворота твои отпер обманом Амур.

25 Вы ж, незамужние, впредь возжигайте счастливей свой факел:

Ведь за кормой корабля критская дева висит.

И по заслугам Минос восседает в судилище Орка:

Хоть он врага победил, был он к нему справедлив.

Ты полагаешь, что тот надолго твой образ запомнит,

Кто, как ты видишь, твое ложе сменил на корабль?

Грубый, он девушку смог променять на соблазны наживы!

Стоит ли Африка вся слез неутешных твоих?

5 Думаешь, глупая, ты, — за обман отомстят ему боги;

А ведь, быть может, его сушит иная любовь!

Ты красотою сильна и строгой Паллады искусством: