Катулл - Лирика Древнего Рима

Это ли брачный союз, договором скрепленные ночи

В час, когда пылкому я юноше — дева — сдалась?

Как провожали меня, предо мною пророческий факел

От разоренных костров мрачное пламя зажег,

15 И окропили меня из стигийских озер, и повязка

Криво на косы легла: замуж без бога я шла.

Тщетно у храмов висят, увы, все мои приношенья:

Вот уж четвертый теперь тку тебе воинский плащ.

Горе тому, кто сгубил для военного тына деревья,

20 Кости хрипящие смог в горестный рог превратить!

Пусть он томится, как Овн, что плетет, согнувшись, канаты

И утолять обречен вечно твой голод, осёл!

Разве, скажи мне, не жгут тебе нежные плечи доспехи,

Разве тяжелым копьем ты не натер себе рук?

25 Лучше пусть это вредит, чем какой-нибудь девушки зубы

В шею вонзают тебе метку, несносную мне!

Ты, говорят, и лицом похудел; но я бы желала,

Чтобы ты сох и бледнел лишь от томленья по мне.

Я ж, когда горькую ночь приводит томительный вечер,

30 Страстно целую в тиши твой позабытый доспех,

Жалуюсь я, что твой плащ постели моей не закроет

И не поют для меня птицы, предвестницы дня.

В долгую зимнюю ночь над лагерной пряжей тружусь я,

Тихо на ткацком станке тянется тирская шерсть.

35 Знать я хочу, где течет Аракс, покоряемый нами,

Много ли миль без воды скачет парфянский скакун;

Принуждена изучать я по картам раскрашенным страны,

Всё, что премудрый творец вырастить там порешил, —

Где цепенеет земля от морозов, где сякнет от зноя,

40 Или какие ветра парус в Италию мчат,

Рядом со мною — сестра да кормилица, с горя бледнея,

С клятвой твердит: лишь зима так задержала тебя.

Как Ипполите везло! Доспех обнаженные груди —

Варварке — ей покрывал, голову нежную — шлем.

45 О, если б воинский стан был открыт и для женщины Рима!

Верной подмогой тебе я бы в походе была.

Скифские горы меня задержать не могли бы, хоть крепкий

Волею бога до дна реки сковал бы мороз.

Сила любви велика, а тем боле к законному мужу:

50 И раздувает огонь этот Венера сама.

Что же мне в том, что горит твой пурпур пунийским багрянцем,

А на руках у меня — камни чистейшей воды?

Глухо вокруг всё молчит, лишь привычной рукой приоткроет

Только в Календы одни ларов служанка моя.

55 Кравга, собачка моя, заскулит — вот мое утешенье:

Вместо тебя лишь она греет мне ночью постель.

В храмы ношу я цветы, покрываю ветвями распутья,

И можжевельник трещит в старом у нас очаге.

Если сова закричит, усевшись на крыше соседней,

60 Или запросит вина скудный светильник ночной,

То предвещает сей день закланье молочной овечки,

И, подпоясавшись, ждут свежей поживы жрецы.

Славой, молю я, не льстись взойти на бактрийскую крепость

Или, вождя победив, снять раздушенный наряд

65 В час, когда пращи начнут метать свинцовые ядра

И с обращенных коней лук вероломный звенит.

Но да смиришь ты скорей питомцев парфянского царства

Да понесешься с копьем вслед за победным конем.

Ввек нерушимо храни обеты нашего ложа:

70 Лишь под условьем таким жду я обратно тебя.

И, принеся твой доспех по обету к воротам Капенским,

Сделаю надпись: «Жена дар сей за мужа внесла».

Буду тарпейскую сень и могилу Тарпеи презренной 584

Петь и захваченный в плен древний Юпитера храм.

В роще тенистой была плющом сокрыта пещера,

Там, где плеск родников с шумом сливался дубрав, —

5 Тихий Сильвана приют, куда овец зазывала

Часто в полуденный зной ласковым звоном свирель.

Татий источники те обнес частоколом кленовым

И, наваливши земли, лагерь надежный возвел.

Чем в эту пору был Рим, когда рядом Юпитера скалы

10 Звуком протяжным своей дудки курет 585оглашал?

Там, где диктуют теперь областям покоренным законы,

Римскую площадь копьем воин сабинский стерег.

Горы служили стеной; где теперь сенат и комиций,

Там из источника пил некогда конь боевой.

15 Воду богине брала отсюда Тарпея; но деве

Голову обременял глиняный тяжко кувшин.

Разве довольно одной было смерти для девы преступной,

Что захотела твои, Веста, огни осквернить?

Татий пред ней гарцевал на поле песчаном, красуясь

20 Пестрым оружьем, припав к холке буланой коня.

Так поразил ее вид и царя и царских доспехов,

Что опустила она руки и выпал кувшин.

Часто винила она напрасно Луну за предвестья

И говорила: «Иду волосы в речке омыть»;

25 Часто носила благим серебристым лилии нимфам,

Чтоб не пронзили лицо Татия римским копьем,

И возвращалась в туман Капитолия с дымом вечерним,

Руки себе изодрав на ежевичных шипах,

И на Тарпейской скале о ранах своих сокрушалась,

30 Ранах, которых простить близкий Юпитер не мог.

«Лагеря дальний огонь, и Татия в поле палатки,

И покоривший мне взор чудный сабинский доспех, —

О, если б пленницей мне остаться у ваших пенатов,

Пленницей, но моего Татия видеть лицо!

35 Римские горы, и Рим на их вершинах, и Веста,

Та, что позором моим будешь покрыта, — прости!

В лагерь пусть мчит мою страсть тот конь, которому Татий

Собственноручно всегда гриву направо кладет.

Диво ль, что Скилла волос отца своего не щадила

40 И превратились в собак белые чресла ее? 586

Диво ль, что предан был брат с головою рогатого зверя 587

В день, когда долгая нить 588путь указала во тьме?

Что за великий позор Авзонийским я девам готовлю,

Грешная дева, чей долг — девственный пламень блюсти

45 Если кого поразит, что угасли огни пред Палладой, 589

Пусть он простит: алтари залили слезы мои.

Завтра, как слухи идут, весь город охватит сраженье;

Ты ж опасайся всегда терний росистых горы.

Скользок, увы, этот путь и коварен: на всем протяженье

50 Он под коварной тропой скрытые воды таит.

О, если б ведала я заклятья магической музы,

В помощь, красавец, тебе были бы эти слова!

Шитая тога к лицу — тебе, не тому, кто позорно

Не материнскую грудь — вымя волчицы сосал.

55 Гость мой, царицею я рожать при дворе твоем стану —

Выйдет приданым честным мной тебе преданный Рим.

Если же нет — не покинь без отмщенья сабинянок пленных:

Ныне похить и меня, мерой за меру воздав.

Сомкнутый строй я разрушить могу: а вы, о супруги,

60 Вы заключите союз с помощью паллы моей.

Музыкой грянь, Гименей: трубач, не труби ты так грозно:

Брачное ложе мое, верьте, сраженья уймет.

Вот уж четвертый рожок возвещает зари приближенье, 590

Вот и созвездья, склонясь, тихо скользят в Океан.

65 Я попытаюсь уснуть, о тебе я ищу сновидений:

Ты перед взором моим благостной тенью предстань».