Лукиан - Избранное

Таким образом многие из них, подобно Икару, поднимаются слишком высоко и приближаются к солнцу, не зная, что их крылья скреплены воском и что подчас они производят великий шум, летя вниз головою в море. Те же, кто, подобно Дедалу, не стремясь мыслью слишком высоко к небу, держатся ближе к земле, охлаждая по временам воск морскою влагой, — те по большей части благополучно совершают перелет.

Микилл. Ты хочешь сказать: умеренные и благоразумные люди?

Петух. Да, Микилл, ведь ты нередко видишь, как другие терпят позорное крушение, как Крез, растопивший свои крылья и под смех персов взошедший на костер, или как Дионисий, утопивший в волнах свое царство и после такой огромной власти предстающий нам в Коринфе простым учителем, который обучает ребят читать по слогам.

24. Микилл. Но скажи, петух: когда ты сам был царем, — ты ведь говоришь, что и поцарствовать тебе пришлось, — какой тебе тогда показалась жизнь? Наверное, ты был донельзя счастлив, достигнув самого главного из благ?

Петух. И не напоминай мне об этом времени, Микилл, таким трижды несчастным был я тогда: со стороны казалось, что я, как ты сейчас сказал, донельзя счастлив, но внутренне со мною неразлучными были бесчисленные горести.

Микилл. Какие же? Ты говоришь что-то странное и не очень правдоподобное.

Петух. Я правил немалой страной, Микилл; по своему плодородию, многолюдству, по красоте городов она заслуживала всяческого восхищения. Судоходные реки протекали по моему царству, и море с прекрасными гаванями находилось в моем распоряжении. Была у меня многочисленная пехота, и хорошо обученная конница, и немало телохранителей и военных кораблей, и денег я имел без счета, многое множество золотых сосудов, и все, с помощью чего разыгрывает свои напыщенные представления каждое правительство. Во время моих выходов многие склонялись предо мною, видя во мне божество; толпы народа сбегались посмотреть на меня, некоторые даже всходили на крыши, за великое счастье почитая рассмотреть подробно мою упряжку, пурпурный плащ, золотую повязку, и бегущих впереди глашатаев, и следующую за мной свиту. Я же, знавший все, что мучило меня и терзало, прощал этим людям их неведение и исполнялся жалостью к себе самому, ибо походил на те огромные изваяния, которые созданы были Фидием, Мироном или Праксителем: каждое из них тоже представляет снаружи какого-нибудь Посейдона или Зевса, прекрасного, сделанного из золота и слоновой кости, со стрелами молний или трезубцем в деснице; но если наклонишься и посмотришь, что находится внутри их, то заметишь какие-то перекладины, скрепы, насквозь торчащие гвозди, подпорки и клинья, смолу, глину и все прочее, скрытое от зрителя безобразие. Я не говорю уже о множестве мышей и землероек, которые нередко их населяют. Вот нечто подобное представляет собою и царская власть.

25. Микилл. Но ты так и не сказал, что это за глина, перекладины и скрепы власти. В чем состоит ее великое внутреннее безобразие? Привлекать взоры всех своим выездом, над столькими людьми властвовать, принимать божеские почести — все это действительно подходит к приведенному тобою сравнению с огромным изваянием бога, ибо все это поистине божественно. А теперь скажи, что же заключено внутри этого изваяния?

Петух. Не знаю, с чего начать, Микилл! Назвать ли тебе все страхи, опасения, подозрения, ненависть окружающих, их заговоры, а отсюда — сон непродолжительный и всегда лишь неглубокий, и сновидения, полные тревоги, и клубок забот, и постоянное предчувствие недоброго, — или говорить тебе о постоянной занятости, заботах о казне, судах, походах, указах, договорах, расчетах? За всеми этими делами даже во сне не удастся вкусить никакой радости, но приходится одному за всех все обдумывать и пребывать в бесконечных хлопотах.

А между тем все ахейцы спокойно храпели. Царя Лидии беспокоит сын, проявляющий тупоумие, царя персов — Клеарх, набирающий наемников для Кира; того тревожит Дион, что-то нашептывающий на ухо одному из сиракузян, другого — Парменион, славословимый всеми; Пердикке не дает покоя Птолемей, а Птолемею — Селевк. 251Но есть и другие невзгоды: любовник, уступающий лишь необходимости; наложница, питающая склонность к другому; слухи о том, что этот и тот собираются отложиться от тебя; два-три оруженосца о чем-то шушукаются между собою. А самое главное — это то, что приходится с особенной подозрительностью относиться к самым близким людям и всегда ожидать от них чего-нибудь ужасного. Ведь один умирает от яда, поданного ему сыном, другой подобным же образом гибнет от руки своего любовника, да и третьего постигает такая же смерть.

26. Микилл. Довольно! Ты говоришь ужасные вещи, петух. Разумеется, куда безопаснее гнуть спину, сапожничая, чем пить за здоровье из золотой чаши вино с подмешанным ядом — с цикутой или аконитом. Самое большее, мне грозит опасность, что по ошибке соскользнет ножичек в сторону, вместо того чтобы сделать прямой разрез, и я немного окровеню себе пальцы, порезавшись. А те люди, по твоим словам, услаждаются смертельными угощениями, живя к тому же среди бесчисленных бед. И потом, когда совершится их падение, они оказываются в положении, очень напоминающем трагических актеров: нередко можно видеть, как действующие лица, будто настоящие Кекропы, Сизифы или Телефы, разгуливают до поры до времени в царских повязках и шитых золотом плащах, с развевающимися кудрями, держа мечи с рукоятью из слоновой кости. Но если кто-нибудь из них, как нередко случается, оступится и упадет посреди сцены, то вызовет, конечно, смех зрителей: маска вместе с диадемой ломается на куски, показывается, все в крови, подлинное лицо актера; голени обнажаются, из-под платья виднеются жалкие лохмотья и безобразные, не по ноге сделанные котурны. Видишь, любезный петух, как я выучился у тебя пользоваться сравнениями? Ну, такова, по рассмотрении, оказалась жизнь полновластных правителей. А когда ты превращался в коня, собаку, рыбу или лягушку, как жилось тебе в такие времена?

27. Петух. Долгий ты затеваешь разговор, и не ко времени он сейчас будет. Впрочем, вот самое главное: не было среди всех этих существ никого, чья жизнь показалось бы мне более суетной, чем жизнь человека, так как каждый ограничивается лишь естественными влечениями и потребностями. Ведь среди животных ты никогда не встретишь коня-откупщика, лягушку-доносчицу, галку-софиста, комара-кулинара, петуха-распутника или что-нибудь еще в этом роде, из того, что вы выдумали.