Мухаммад Ас-Самарканди - Синдбад-Наме

— Как это было? Расскажи! — приказал шах.

— В минувшие дни и незапамятные времена, — начал везир, — жил в городе *Каннудже банщик, прославившийся своим богатством и достатком. Каннуджский царевич, который был по своей красоте чудом времени, а по округлости форм ожерельем на шее дней, приходил в эту баню. Банщик старался и служил ему, как только мог. Надо сказать, отец сосватал царевичу девушку из знатного рода. Тот готовился к свиданию и единению с ней, и уже скоро ее должны были ввести в его брачные покои.

И вот в один из этих дней царевич вновь зашел в баню. Банщик, как и раньше, прислуживал ему, растирая и нежно омывая его тело, которому завидовали роза и жасмин. Но чрезмерная полнота и женственная округлость форм скрывали его мужское строение, и банщик, растирая его тело, не ощутил в нем признаков мужественности. Увидев, что банщик чем-то огорчен и даже проливает слезы, царевич спросил:

— Чем ты огорчен и озабочен? Зачем ты плачешь?

Плачь усердней и горше вздыхай, ведь случилась беда:

Не подходят тебе этот воздух и эта вода!

Банщик ответил:

— В силу любви и расположения, которые я питаю к тебе, я смотрю с уважением на твое приятное тело и вижу соразмерность всех членов, округлость форм и свежесть кожи. Но слишком мало в нем признаков мужественности, — ничтожно дерево, плодоносящее людьми, а ведь это порочит настоящего мужчину, роняет его достоинство…

И мне стало жалко тебя, тем более что вскоре в твои покои введут новобрачную, и *Муштари и Луна дадут там представление. Твои друзья и враги будут ожидать свершения в этой комнате их желаний, вся страна придет взирать на это пиршество и участвовать в нем, а небосвод споет под звуки органа небесных сфер такую *газель:

— Я опасаюсь, — продолжал банщик, — как бы ты не уронил своего достоинства на брачном ложе, предаваясь наслаждениям в объятиях девственной невесты. Тогда возликуют твои враги и предадутся печали близкие и друзья.

— Ты говоришь это, — ответил ему царевич, — из чистых побуждений и расположения ко мне. Я сам уже долгое время страдаю от предчувствий, которые терзают меня. Но у меня не было близкого друга, которому я мог бы довериться, и я не стал разглашать этой тайны. Но поскольку ты уже начал, то тебе следует помочь мне и постараться в этом деле. У меня в кармане лежит несколько золотых динаров. Возьми их и найди в городе какую-нибудь красивую женщину, чтобы я мог испытать себя в общении с ней, и тогда станет для меня ясным, годен ли я к тому, чтобы стать мужем.

Банщик вышел из бани, взял деньги. Светлые и круглые динары улыбались ему, как розы, и блистали, словно Луна и *3ухра в темноте, и он подумал:

Алчность и корысть возобладали в его сердце, бес-искуситель захватил повод его желаний, и он решил:

— Моя жена красива, изящна, кокетлива. Я попрошу ее принарядиться и одеться как следует и побыть часок с царевичем. Он ведь при своих возможностях и способностях не сможет ничего с ней сделать дурного, я же употреблю эти деньги на свои нужды.

Он вошел в спальню и рассказал жене обо всем. Она тут же оделась, принарядилась и пошла в баню, словно ликующая возлюбленная к тоскующему любовнику, или словно *Азра к Вамику.

Она вошла кокетливо и грациозно. Увидев ее красоту и оценив прелести, услышав ее искусные и приятные речи, царевич залюбовался стройностью стана и соразмерностью форм ее тела. В нем зародилось желание, вспыхнула подлинная страсть, придавшая ему силы. От охватившего его волнения, трепета страсти кровь наполнила его жилы, аромат желания вскружил ему голову…

Короче говоря, после долгих усилий страсть пробудилась, как змея, покинувшая свою кожу, готовая пролить кровь, посеять смуту…

И змея скрылась, как уж в норе, — казалось, что о ней сказал поэт:

И он завершил полный круг желаний, а женщина была как мельничный жернов, как сито в его руках. Банщик же тем временем наблюдал через дверную щель, видел воочию эти приливы страсти, эту ярость желания. Ему стало стыдно и больно за себя, и он закричал жене:

— Выходи, живо!

Но жена, опутанная кудрями царевича, плененная его красотой и мужественностью, не могла ничего ответить. Тогда муж стал выкрикивать угрозы и проклятия, она же отвечала ему насмешками:

— Отойди в сторонку, подожди часочек, царевич еще не разрешает уйти, еще не пускает меня…

И она прильнула к царевичу, обвила руками его стан, как ремнями, и говорила в экстазе:

А царевич — с постоянством чередующихся дней и ночей — водил коня наслаждения по лугам страсти… И сколько ни кричал, ни грозил жене банщик, она неизменно отвечала: «Жди, пока царевич не отпустит меня».

Банщик пришел в отчаяние, — ему стало стыдно своей глупости. Он пошел в поле и повесился на каком-то дереве, лишившись благ и того и этого мира.

А жена банщика, когда вышла из бани, притворилась, что не узнает мужа, и стала превозносить царевича:

Вода пролилась, и что-то в сосуде случилось:

Вылилось что-то, сказавши: «Ну вот, совершилось!»

— Я рассказал эту историю затем, — сказал везир, — чтобы шах не верил словам и поступкам женщин, чтобы он не принимал на веру их клятв и обещаний. Если шах разрешит, то я расскажу еще кое-что об их хитростях.

— Говори! — приказал шах.

— Я слышал, — начал везир, — что когда-то жил юноша очень красивый и богатый. Он повидал свет, испытал превратности мира — и зной, и стужу, — служил царям и султанам в различных *диванах. Цари уважали и ценили его за благовоспитанность и благородство.