_ - ПОВЕСТЬ О ДУПЛЕ часть 2

Накатада взял большую чашу с вином и преподнёс её Масаёри:

— В бухте Мия на отмель

Журавлёнок спустился.

Хочу, чтобы всё поглядели.

Как стремятся к нему

Белые волны. [49] Прим.29 гл. XIII: Смысл стихотворения неясен.

Масаёри сложил:

— Если будешь стареть

С птенцом, что на отмель

Сегодня спустился,

Берег спокойный

Ты без сомненья узришь.

Он передал чашу Канэмаса, и тот, взяв её, произнёс:

— Тысячу лет проживёт

Птенец, что на отмель спустился.

Но сколько тысячелетий

Отпущено журавлёнку, что ныне

Из скорлупы на свет появился? [50] Прим.30 гл. XIII: Под журавлёнком здесь подразумевается Инумия. -

и передал чашу Тадаясу.

Канэмаса громко воскликнул:

— Накатада, принеси ещё вина.

— Очень мне завидно, — сказал Четвёртый принц. [51] Прим.31 гл. XIII: Текст здесь, по-видимому, испорчен. Остаётся непонятным, чему завидует принц и почему смеётся далее Канэмаса.

— Если мне так славно… — ответил Накатада. Канэмаса засмеялся и произнёс ‹…›

Выпили ещё по одному разу. Чашу поднесли принцессе, и она сложила:

— Едва появившись на свет,

Жизнь в тысячу лет

Пред собою видит птенец.

Но сколько же лет

Он в яйце оставался?

Четвёртый принц сложил:

— Ещё находясь в яйце,

Знал о том

Журавлёнок,

Что жизнь в тысячу лет

Ему прожить предстоит.

Шестой принц произнёс:

— Каким далёким

Кажется путь

В тысячу лет,

Что перед птенцом

Открылся.

Восьмой принц сказал:

— Сколько раз предстоит

Увидеть птенцу,

Как будут мутнеть

Светлые воды потока,

Как мутные будут светлеть! [52] Прим.32 гл. XIII: Стихотворение построено на омонимах: суми — «становиться чистым» и суми — «жить».

Заместитель второго советника министра сложил:

— Струится светлый поток,

Но не уносит

Ту тысячу лет,

Что в светлой глуби

Ждёт, журавль, тебя!

Старший ревизор Левой канцелярии произнёс:

— Долгою ночью, от инея белой,

Смогу ли восстать,

Чтобы увидеть,

Будешь ли вправду

Жить ты тысячу лет?

Советник сайсё, бывший в то же время вторым военачальником Личной императорской охраны, произнёс:

— Как хотелось бы мне

Увидеть, как журавлёнок

Тысячу лет безмятежных

Будет жить в бухте,

Где воды спокойны!

Из подарков, присланных Судзуси принцессе, госпожа Дзидзюдэн раздала по одному платью всем родственницам, которые находились во внутренних покоях. Они начали шумно восторгаться. В это время Накатада протянул тихонько руку за занавесь, и беря оттуда подарки, раздавал собравшимся, начиная с Масаёри. Все господа до старшего ревизора Левой канцелярии и советника сайсё, бывшего одновременно вторым военачальником Личной императорской охраны, получили по полному женскому платью, а более низким чинам Накатада вручил охотничьи костюмы из белого полотна и штаны. Двенадцатому сыну Масаёри, недавно прошедшему обряд надевания головного убора взрослых и получившему шестой ранг, Накатада вручил охотничий костюм.

На следующий день стали готовить изящные подарки для возвращающейся домой жены четвёртого сына Масаёри, выполнявшей обряд первого кормления грудью. Мать Накатада тоже собралась ехать к себе и стала прощаться с госпожой Дзидзюдэн и принцессой.

— Я так привыкла видеть вас рядом, что очень буду скучать по вас, — сказала Дзидзюдэн. — Мне бы хотелось, чтобы вы ещё некоторое время оставались здесь, но я знаю, как трудно жить не дома!

— Мне будет недоставать вас, приезжайте к нам опять поскорее, — приглашала госпожу супруга Масаёри. От самого министра госпоже было преподнесено сто штук прекрасного шёлка для её прислуживающих дам. И вот мать Накатада покинула усадьбу Масаёри. Её сопровождали генерал Канэмаса, советник Накатада и множество чиновников четвёртого и пятого рангов. Свита была столь многочисленная, что когда Канэмаса достиг своих ворот, последний экипаж ещё не выехал из усадьбы Масаёри. Дома, правда, отстояли недалеко друг от Друга: чуть более, чем на один те. Накатада тоже находился в свите матери.

Масаёри послал вслед генералу Канэмаса двух превосходных скаковых лошадей и двух соколов. В письме он писал:

«Пока я собирался вручить это сопровождающим, Вы покинули мой дом…»

От жены Масаёри было послано пять коробов для одежды, украшенных золотой росписью по лаку, с подставками из цезальпинии; два короба с шестами для переноски, наполненных одеждой; два короба, наполненных китайским узорчатым шёлком, и один с ароматами для окуривания одежды и гвоздикой. В письме она писала матери Накатада:

«Когда Вы находились у нас, мне всё время хотелось наслаждаться разговором с Вами, но время прошло в разных хлопотах. Ваше пребывание было для меня очень радостным. Я считала, что мне немного осталось жить на свете, но сейчас мне кажется, что отпущенное мне время удлинилось. Слушая Вашу игру на цитре, я была необыкновенно взволнована, и мне почудилось, что гора Хорай совсем близко… Вещи, которые я посылаю, Вас недостойны, раздайте их Вашим слугам…»

От жены Накатада пришли подарки, выбранные из тех, которые она получила от императрицы: в ларцах для одежды, украшенных росписью по лаку, было два летних полных женских наряда, два зимних наряда и ночное двухслойное платье; в четырёх так же украшенных ларцах, обыкновенно употребляемых для хранения принадлежностей для причёски, лежали: в одном — благовония из аквилярии, в другом — золото, в третьем — сосуд из лазурита, в четвёртом — смешанные ароматы. Кроме того, был ларец, в котором находились золотой сосуд с лекарствами и десять золотых сосудов! наполненных мускусом. Всё было упаковано очень красиво. Письмо от принцессы было написано рукой Дзидзюдэн на бумаге из провинции Муцу:

«Мне хотелось самой написать Вам, но рука моя дрожит, и писать я не могу. Пока Вы были со мной, я чувствовала себя уверенно, а сейчас мне так одиноко! Я не могу забыть звуков кото, которыми Вы сразу утишили мои мучения, заставлявшие меня терять сознание. Мне так хочется услышать их вновь! Я посылаю Вам кое-что, чтобы Вы могли сменить платье, на которое мочилась Инумия».

Накатада всё ещё находился на Третьем проспекте. Увидев, что мать его читает письмо от принцессы, он взял его со словами:

— Мне ещё не приходилось видеть, как пишет жена. Что ж, письмо написано прекрасно.

— Она с давних пор славилась своим почерком и, по-видимому, не уступит учителю Фудзицубо, — заметил его отец.

— Мне как-то посчастливилось видеть почерк Фудзицубо, он всё-таки лучше этого, — возразил Накатада.

Перед господами разложили подарки, присланные из усадьбы Масаёри. Канэмаса велел привести коней и осмотрел их.