Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

— Почему же Ли Гуйцзе не пришла, а? — допытывался Ин.

— Да вы, батюшка, должно быть, ничего не знаете, — проговорила Иньэр. — Ведь Гуйцзе стала теперь приемной дочерью самой хозяйки дома. Только я вам по секрету это говорю, смотрите никому не передавайте. Это она с нашей матушкой все придумала. Позавчера мы уговорились, что сегодня на пир отправляемся вместе. Собрались мы, сидим и ждем, а она, оказывается, преспокойно купила подарки и улизнула. Прождали ее зря, вот и явились с опозданием. Послали за ней служанку, а ее и след простыл. Мамаша даже рассердилась. Да мы б с сестрицами давно здесь уж были бы. Если ты захотела быть приемной дочерью, так и скажи. Чего тут особенного?! Мы ж тебе мешать не собираемся! Так нет — скрывает. А я-то смотрю, чего это она на хозяйкин кан уселась? Сидит, модничает. Я, мол, хозяйкина приемная дочь. Орехи колет и в коробку складывает. Хозяйкиными служанками командует: то ей подай, другое принеси. А на нас уж и свысока глядит. Я сперва тоже не знала. Мне потом матушка Шестая потихоньку сказала: Гуйцзе, говорит, хозяйке туфельки сшила, коробку пирожков купила, двух уток, блюдо потрохов и два кувшина вина в подарок поднесла. Давно, говорит, с самого утра в паланкине пожаловала.

Ин Боцзюэ выслушал ее рассказ со вниманием.

— Ладно, коли так, пусть с хозяйкой остается, — начал он. — Но пусть только покажется, я еще ее подразню, я ей покажу! Это она наверняка со своей хозяйкой, старой блудницей, все обмозговала. Батюшка, дескать, служить стал, тем более правосудие вершит. Во-первых, страх взял перед его могуществом, во-вторых, перепугалась — редко, мол, теперь их навещать будет, вот и решили породниться. Так, мол, и связь не разорвется, и в дом будет вхожа. Разве я не прав?! Я тебе вот что посоветую: пусть она будет приемной дочерью Старшей госпожи, а ты тоже купи подарки да обратись к госпоже Шестой, назови ее своей приемной матерью, а? Тем более, ты была близка с батюшкой Хуа, ее покойным мужем. Каждый свою дорогу избирает, а? Правильно я говорю? А на Гуйцзе не сердись.

— Вы правы, батюшка! — согласилась Иньэр. — Я поговорю с мамашей.

Она наполнила Ину кубок вина и отошла к другому гостю. Перед Ином оказалась Юйчуань.

— Как ты любезна, сестрица Юйчуань! — воскликнул Ин Боцзюэ. — Прошу, не утруждай себя поклонами. Скажи, что делает твоя сестрица?

— Моя сестрица давно уж занята с гостем, — отвечала певица, — и никуда не может из дому отлучиться.

— Помнится, в последний раз я беспокоил вас в пятой луне, — говорил Ин, — и с тех пор мне не довелось видеться с твоей сестрой.

— Что же вы, батюшка, тогда не пожелали у нас побыть? — спросила Юйчуань. — Так рано ушли!

— Но ведь тогда, кроме меня, было двое, вспыхнула ссора… — говорил Боцзюэ. — А потом меня ждал и почтенный господин Симэнь, вот я и удалился.

Ин Боцзюэ осушил кубок, и Юйчуань стала наполнять его вином.

— Хватит, хватит! — запротестовал Ин. — Достаточно! Я больше не могу.

— Выпейте, батюшка, не спеша, а я вам спою.

— Как ты узнала, моя дорогая, что мне больше всего по душе! — воскликнул польщенный Ин. — Говорят, воспитывая сына, не жди от него, чтоб он золотом ходил, серебром мочился, а пожелай, чтобы он умел угодить родителю своему. Да, красоткам из «Прекрасной весны» нечего волноваться за свою судьбу. Зато потаскухи, негодницы из дома Чжэн — вот задиры, только и глядят, как бы увильнуть. Если не захотят, петь не станут.

— Заткни свой поганый рот, Попрошайка! — оборвала его Чжэн Айсян. — Ишь, разошелся!

— Хочешь, чтобы пела, а сам, сукин сын, к ней пристаешь, — заругался Симэнь.

— Это я за прошлое, — отвечал Ин. — Раз вином угощать взялась, то почему же петь не может? Я три цяня серебром даю. Хочу, чтоб потрудилась потаскушка — жернов немножко повертела.

Хань Юйчуань взяла лютню и спела гостям короткую арию.

— Что же ты Гуйцзе не зовешь? — обратился Ин к Симэню.

— Не пришла она сегодня, — отвечал хозяин.

— Не морочь мне голову! — возразил Ин. — Она в дальних покоях. Только что слыхал ее голос. — Обернувшись к Дайаню, он крикнул: — Ступай в дальние покои да позови ее поскорее!

— Вы ослышались, дядя Ин, — проговорил слуга, оставаясь на месте. — У матушки в гостях сестрица Юй. Она, должно быть, и пела.

— Ах ты, болтун, — закричал Ин. — И ты мне зубы заговаривать?! Я вот сейчас сам пойду позову.

— Ну, ладно, брат, позови уж Гуйцзе, — обернулся к хозяину Чжу Жинянь. — Пусть хоть вином угощает, петь не будем просить. Знаю, она удостоилась высокой чести.

Симэнь уступил, наконец, настояниям друзей и велел Дайаню пригласить Гуйцзе.

Гуйцзе между тем с лютней в руках сидела в покоях Юэнян и пела старшей невестке У, золовке Ян, матушке Пань и остальным хозяйкиным гостьям.

— Кто тебя прислал? — спросила она вошедшего Дайаня.

— Батюшка послал за вами, просит вас поднести гостям вино, ответил слуга.

— Ну и хитер же батюшка! — заговорила Гуйцзе. — Ведь я же говорила, что не пойду к гостям, а он все-таки за мной посылает.

— Батюшка не хотел, да гости уговорили, — пояснил Дайань.

— Ну ладно, — заметила Юэнян, — ступай наполни им кубки и приходи.

— Правда, батюшка тебя послал? — все еще выпытывала слугу Гуйцзе. — А может, Попрошайка Ин? Тогда ни за что не пойду.

Гуйцзе подошла к туалетному столику Юэнян, поправила прическу и платье, а потом пошла к гостям.

Ее высокую прическу, обильно украшенную жемчугами и бирюзой, стягивала серебряная сетка, по краям которой были воткнуты золотые шпильки самой причудливой формы. На ней была шелковая кофта цвета водяной лилии и бирюзовая тонкая юбка, из-под которой выглядывала пара остроносых и необыкновенно изящных красных туфелек, расшитых мандаринскими уточками. Напудренное личико украшали подвески. Обернувшихся в ее сторону гостей окутал дивный аромат.

Гуйцзе отвесила присутствующим земной поклон и, стыдливо прикрываясь позолоченным веером, наполнила Симэню чарку, встав напротив хозяина. Тот велел Дайаню поставить парчовое кресло рядом с богачом Цяо, а певице — поднести почетному гостю вина.

— Не извольте беспокоиться! — проговорил Цяо, поспешно кланяясь. — Здесь присутствуют и почтенные господа.

— Пусть начнет с вас, милостивый государь, — отозвался хозяин.

Гуйцзе высоко подняла золотой кубок. Ее газовые рукава слегка заколыхались, когда она подносила вино богачу Цяо.

— Садитесь, прошу вас, почтеннейший господин Цяо, — вставил Ин Боцзюэ. — И пусть она ухаживает за вами. Ведь такая уж у них служба, у этих размалеванных девиц из «Прекрасной весны».

— Но позвольте, ваша милость, — возразил Цяо, — эта барышня стала дочкой нашего почтеннейшего хозяина. Как же я осмелюсь ее беспокоить? Нет, не могу я этого допустить.