Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

— Брось шутки шутить. Я серьезно спрашиваю.

— А вы разве ее не знаете, сударь? — удивилась старуха. — Хозяин-то ее прямо против управы съестным торгует.

— Уж не жена ли Сюя Третьего, который пирожки с финиками продает?

— Нет, — махнула рукой Ван. — Будь он мужем, была бы пара подходящая. Отгадывайте еще.

— Значит, торговца пельменями Ли Третьего?

— Опять не угадали, — развела руками старуха. — И это была бы чета.

— Может, Лю Татуированные руки?

— Нет, — смеялась Ван. — И это была бы парочка хоть куда. Еще подумайте, сударь.

— Нет, — заключил Симэнь, — видно, мне не догадаться.

— Скажу, смеяться будете, — и Ван сама расхохоталась. — Муж ее — знаете кто? — торговец лепешками У Старший.

— Уж не тот ли самый У, которого дразнят: «Сморщен, как кора, ростом три вершка»? — Симэнь тоже засмеялся и даже ногой притопнул.

— Он самый и есть, сударь, — подтвердила старуха.

— Ну и угодил же лакомый кусочек псу в пасть! — подосадовал Симэнь.

— В том-то и дело! Так вот и случается: добрый конь несет простака, красавица-жена ублажает дурака. Такова уж, знать, воля Лунного старца.

— Сколько же с меня за чай и фрукты, мамаша? — спросил Симэнь.

— Да пустяки, сударь, потом сочтемся.

— Так с кем, говоришь, уехал твой сын-то Ван Чао, а?

— И сама не знаю. Взял его с собой один хуайский гость, [98] Хуайский гость — торговец, приехавший с реки Хуай. и вот до сих пор ни слуху ни духу. Жив ли, нет ли?

— Что ж ты его ко мне не прислала? Парень он вроде расторопный и умный.

— Если б вы взялись за него, ваша милость, да вывели в люди, вот бы я была вам благодарна, сударь, — говорила старуха.

— Погоди, приедет, тогда и потолкуем, — решил Симэнь, поблагодарил хозяйку и вышел из чайной.

Не минуло и двух страж, как он снова появился в чайной, сел у двери и стал смотреть на дом У Чжи.

— Может, господин Старший откушает сливового отвару? — предложила вышедшая к нему Ван.

— Только покислее. [99] Здесь игра слов, основанная на созвучии слова «слива» — «мэй» слову «сваха» — «мэй» и близости звучания слова «суань» — «кислый» слову «цуань» — «завлекать», «соблазнять».

Ван приготовила отвар и подала Симэню.

— А ловко ты стряпаешь, мамаша! Немало, должно быть, надо про запас держать, чтобы на любой вкус угодить, а?

— Да вот, всю жизнь сватаю. Какой же прок дома-то держать? — смеясь, отвечала старуха.

— Я тебе про отвар говорю, а ты мне про сватовство.

— Послышалось, вы сказали, ловко сватаю.

— Раз сватаешь, помоги и мне. Щедро отблагодарю.

— Шутите вы, сударь. А старшая жена узнает? Достанется мне затрещин.

— Жена у меня покладистая. Мне не одна женщина прислуживает, да нет ни единой по сердцу. А у тебя есть на примете хорошенькие. Сосватай мне, а? Как приглядишь, прямо ко мне приходи, не бойся. Ничего, если бы и замужем была, только б по сердцу пришлась.

— Была тут на днях красавица. Да вряд ли вам подойдет.

— Если хороша собой и сумеешь сосватать, щедро вознагражу.

— Женщина она прекрасная. Правда, возраст великоват, — заметила старуха. — Красавицу, говорят, и в годах можно взять. Ну, а сколько ж ей?

— Родилась в год свиньи, [100] В Китае счет годам велся по двенадцатилетнему животному циклу. Год свиньи — последний год такого цикла. Знать, под знаком какого животного родился человек, обычно важно для гадания о вступлении в брак и т. п. и к новому году ей исполнится ровно девяносто три.

— Ты, знать, помешалась, старуха! — засмеялся Симэнь. — Тебе бы только шутки отмачивать.

С этими словами Симэнь Цин встал и с хохотом удалился из чайной.

Темнело. Старая Ван зажгла огонь и пошла запирать двери. Но в это время снова появился Симэнь. Отдернув занавеску, он вошел в чайную, уселся около двери на скамейку и впился глазами в дом У Чжи.

— Может, откушаете супу брачного согласия? [101] Суп брачного согласия полагалось есть во время брачной церемонии в честь божества согласия и единения Хэ-Хэ. — предложила хозяйка.

— Только послаще.

Ван подала чашку супа, и Симэнь Цин просидел у нее допоздна.

— Подсчитай, мамаша. Завтра расплачусь.

— Как вам будет угодно. Спокойной ночи, сударь. Завтра приходите и обо всем потолкуем.

Симэнь, улыбаясь, направился домой. Он не мог ни есть, ни спать. Все его мысли были поглощены красавицей Цзиньлянь, но о том вечере говорить больше не будем.

На следующий день рано утром старуха открывала чайную. Только она выглянула на улицу, Симэнь Цин был тут как тут и сразу завернул к хозяйке. «А метла чисто метет, — подумала старуха. — Прилепила-таки ему на нос сахару — слизнуть не может. Ничего, он весь уезд обирает, вот и ко мне в руки попался. Пусть-ка поделится, а уж я сдеру с него не одну связочку монет».

Надобно сказать, что старуха Ван не отличалась порядочностью. Многие годы не знала она покоя: и свахой была, и посредницей, и перепродажей занималась. Принимала младенцев, помогала при родах, слыла мастерицей разыгрывать злые шутки и устраивать кое-что еще, о чем и не скажешь. Казалась она простоватой и даже глуповатой, но попробуй распознай подноготную этой старухи.

Только поглядите:

Слово скажет — обманет Лу Цзя, рот откроет — померкнет Суй Хэ. [102] Лу Цзя и Суй Хэ (III–II вв. до н. э.) — знаменитые острословы, обладавшие блестящими дипломатическими способностями, соратники ханьского правителя Лю Бана в его борьбе за центральную власть в Поднебесной, славные своими успешными переговорами с правителями других царств и их военначальниками о добровольном подчинении дому Хань. В частности, Суй Хэ привел на поклон к Лю Бану Хуайнаньского правителя Ин Бу, а Лу Цзя — правителя Южного Юэ. Кроме того Лу Цзя, будучи политическим мыслителем, историком и литератором, с конфуцианских позиций утверждал закономерность неминуемого падения Цинь и воцарения Хань. Ему принадлежат сочинения «Новые речения» («Синь юй») и «Летопись Чу и Хань» («Чу Хань чунь-цю»). Биография Лу Цзя приводится в гл.097 «Жизнеописание Ли Шици, Лу Цзя и Сун Цзяня» «Исторических записок» Сыма Цяня и в гл.043 «Жизнеописание Ли Шици, Лу Цзя, Чжу Цзяня, Лоу Цзина и Шу Суньтуна» «Истории Хань» Бань Гу. Красноречьем Шесть царств. [103] Имеются в виду шесть древнекитайских царств, которые постоянно находились в сложных отношениях друг с другом, что и дало возможность правителю царства Цинь завоевать их и провозгласить себя Шихуаном — «Первым государем». помирит, склонит к дружбе три области Ци [104] Речь идет о трех областях, на которые в конце III — начале II в. до н. э. было разделено бывшее царство Ци на территории полуострова Шаньдун. Одинокого феникса соединит в мгновение с подругой. Девицу с бобылем сумеет сочетать при первой же встрече. Теремную затворницу принудит очаровать святого. Заставит отрока, послушника при Нефритовом государе, [105] Яшмовый владыка, или Нефритовый государь — Юй-ди — верховное божество даосского пантеона, ставшее объектом общегосударственного культа. поманить и заключить в объятья прислужницу самой богини Сиванму. [106] Богиня Сиванму — Хозяйка Запада в даосской мифологии. Немного хитрости подпустит — и архат, [107] Архат — буддийский святой, освободившийся от бесконечной цепи перерождений. прильнет к монашке молодой. Чуть-чуть смекалки ей довольно, чтобы Ли, небесный царь [108] Имеется в виду Небесный царь Ли (Ли-тяньван) — первый министр небес, хранитель небесных врат в китайской народной мифологии. мать демонов. [109] Мать демонов — буддийское божество, первоначально богиня зла, породившая пятьсот бесов, но потом покорившаяся Будде и ставшая монахиней. Ее изображения имелись во всех женских буддийских монастырях. обнял. От ее речей медоточивых смутится сам Фэншэ [110] Фэншэ — даосский святой. Пред словом вкрадчивым ее не устоит фея Магу. [111] Фея Магу — даосская богиня, в легендах обычно помогает страждущим. Ей стоит только извернуться — и дева непорочная будет любовною тоскою сражена. Ей стоит только изловчиться — и заведет себе любовника лунная Чанъэ. [112] Согласно древнекитайским мифам, Чанъэ, жена Стрелка И, похитила у мужа снадобье бессмертия и, приняв его, улетела на Луну, где и осталась жить навсегда в тоске и полном одиночестве.