Митицуна-но хаха - Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки)

Экипаж придвинули поближе к воде, в стороне от дороги натянули тент, и все путники сошли на землю. Когда я погрузила в воду руки и ноги, я сразу почувствовала, как мое настроение заметно улучшилось. Мы разместились на камнях, подогнув одно колено под себя, над желобами с проточной водой, и стали есть, беря рис и прямо ладонями зачерпывая воду, - и это создало у нас такое настроение, что вставать не хотелось никак. Однако нас все-таки стали торопить: «Пора, уже смеркается». А я-то думала, что в таких местах не бывает людей, которые стали бы мне докучать, - но делать было нечего, и мы отправились в путь.

Мы потихоньку ехали, как вдруг в местности под названием Аватаяма нас встречает прибывший из Киото человек с факелом.

- Сегодня с полудня у нас изволит находиться господин, - услышала я от него. Я очень удивилась - так, что даже, подумала, будто он нарочно подгадал время, когда меня не будет дома.

- Ну, и?.. - спрашивал посыльного то один, то другой из нас. Сама я прибыла домой в жалком настроении. Из экипажа вышла в очень подавленном расположении духа, и люди, которые в мое отсутствие оставались дома, рассказали мне:

- Господин, когда он прибыл, изволил спросить о Вас, и мы ему доложили, как обстоят дела. Он тогда заметил: «Что такое? Такая у нее была прихоть. Выходит, я приехал в неурочное время!»

Я чувствовала себя, будто во сне.

Следующий день мы провели, отдыхая от дороги, а на третий день утром мой сын отправился из дому, сказав, что едет к отцу. Сначала я думала сказать ему, чтобы он спросил отца о том странном визите, но как ни огорчительно было это происшествие для меня, верх взяли воспоминания о том, что было на берегу озера, и я написала:

Сыну же я сказала:

- Положи это послание, когда он не будет на тебя смотреть, и сразу возвращайся.

- Так я и сделал, — сказал он, когда вернулся.

Я ожидала, что Канэиэ даст знать, что видел мое стихотворение, но напрасно. Так наступил конец месяца.

Накануне в часы досуга я ухаживала за травой в садике у дома и собрала очень много рассады риса. Я высадила ее под навесом дома; очень интересно было наблюдать, как она наливается соками, впитывает в себя воду, в которой растет, и выпускает зеленые листочки. Но вдруг я увидела, что эта рассада начала чахнуть. Видеть это было мучительно:

Госпожа из дворца Дзёган в позапрошлом году была назначена главой Ведомства службы императрицы. Как это ни странно, но она никогда не расспрашивала о моих делах; я думала из-за того, что изменились ее отношения с братом, Канэиэ, изменилось и отношение этой госпожи ко мне, но потом я подумала, что она узнала, что Канэиэ сам изменился ко мне, и написала ей письмо, где говорилось:

Ответ включал всякую всячину, и в нем было много очарования.

Когда я ознакомилась с этим письмом, то подумала, что сочинительница все видела и слышала, и грусть моя от этих мыслей возросла еще больше, я погрузилась в раздумье. В это время принесли письмо от Канэиэ. В письме значилось: «Я посылал тебе письма, но ответов не было; ты держалась отчужденно, и я не решался приблизиться к тебе. Сегодня было надумал, но...» То одни, то другие убеждали меня ответить, и пока я писала ему ответ, день кончился.

Я думаю, что посыльный еще не достиг дома Канэиэ, как я увидела у себя его самого.

- А что такого произошло? - стали мне говорить мои дамы. - Будьте благоразумны, взгляните только, как он выглядит. - И я взяла себя в руки.

- У меня это время одно за другим тянулись религиозные запреты, поэтому так и получилось. Но я и не думал к тебе совсем не приходить, - говорил он, делая вид, что ничего особенного не произошло, чем вызвал у меня неприязнь.

На следующий день он сказал:

- Теперь я поеду, потому что есть дела, которые я должен исполнять. В следующий раз буду у тебя завтра или послезавтра.

Я и не подумала тогда, что это правда. Канэиэ думал, видимо, так поднять мое настроение. А я уже тогда допускала, что на этот раз он пришел ко мне в последний раз... И вот без него шли дни за днями. «Действительно, все произошло так, как я и ожидала», - думалось мне и от этого делалось еще печальнее, чем прежде.

Я продолжала болезненно размышлять все об одном, ни о чем другом не могла думать, - всей душой хотелось умереть, но при мысли о сыне мне становилось еще печальнее.

Я думала, что вот он станет взрослым, я вверю его надежной жене, тогда и умереть можно будет спокойно. А потом, как только подумаю, с каким же чувством будет он тогда скитаться, - и умирать становится еще труднее прежнего. Тогда я затеяла с ребенком такой разговор.

- Как мне быть? Может, я попробую переменить свою внешность [30] Переменить внешность - здесь: принять монашеский постриг. и отрешиться от мира? - Но мальчик, хотя он еще и не мог глубоко вникнуть в эти мои слова, заплакал навзрыд, горько, до икоты, и проговорил:

- Если ты так сделаешь, я тоже стану монахом. Для чего же мне тогда общаться с миром!

Когда он так горько, навзрыд, заплакал, я тоже не могла больше сдерживаться, но от жалости к ребенку решила перевести разговор в шутку:

- Тогда тебе нельзя будет держать ловчего сокола. Как же ты думаешь поступить с ним?

В ответ на эти слова сын тихо встал, выбежал вон, схватил своего сокола и вдруг выпустил его на волю. Все, кто видел это, не могли удержаться от слез. А я тем более - с трудом дождалась вечера. И то, что лежало на душе, выразила так:

Когда стемнело, принесли письмо от Канэиэ. Решив, что в этом письме, должно быть несусветная ложь, отпустила посыльного без ответа, сказав ему: «Сейчас я плохо себя чувствую, поэтому...»

Наступили десятые числа седьмой луны. Люди уже все суетились [31] Люди… суетились - готовились отмечать буддийский День поминовения усопших. . Канэиэ с давних пор День поминовения усопших из-за служебных обязанностей проводил отдельно от меня, но всегда заботился, чтобы мне присылали жертвоприношения, которые я могла бы преподнести. Теперь мы с ним отдалились друг от друга, - как же будет на этот раз? Наверное, умершая моя матушка тоже опечалена. Немного подождав, я решила сама сделать обычные приготовления и проводила время, проливая слезы. Но в это время от Канэиэ доставили обычные жертвоприношения, к которым было приложено письмо. «Ты не позабыл покойную матушку, - написала я в ответ, - но я не могу не тосковать в этом мире печали».