Дакаики - Услада душ, или Бахтияр-наме

– Вы знаете, – ответил Бу-Сабир – что мое единственное лекарство и зелье – это терпение, мое единственное богатство и достаток – это ожидание.

– Именно от этого терпения, – отвечали они, – гибнет наша округа, а сердца наши превратились в кебаб. Цари – пастыри для подданных и покровители слабых. Пойдем к шаху и расскажем обо всем. Пока дитя не заплачет, ему не дают молока, покуда ты не бросишь семена в лоно земли, не вырастут цветущие и плодоносные деревья. Ведь сказано: «Тот, кто не проявляет рвение, становится пастырем; тот, кто не разлучается со сновидениями, видит сны». Ты вкушаешь зелье терпения – ну что ж, этой речи не жалко для тебя, мы же отправимся под сень пальмы, на которой растут свежие финики; пойдем к улью, мед которого столь сладок.

Люди пришли во дворец шаха и рассказали о грабежах и убийствах, поведали о том, как проливают кровь и бесчестят Добродетельных жен. Падишах огорчился и сказал:

– Почему же вы не пришли ко мне сразу? Тогда бы я вас простил и не велел бы разорять ваше селение и убивать ваших жителей.

– У нас в деревне есть учитель, – объяснили люди, – с которым мы советуемся во всех наших делах, к которому обращаемся по важным вопросам. Мы просили его пойти с нами к падишаху, чтобы устранить несправедливость и приложить усилия в отвращении бед. Он же ответил нам: «Я выбрал уделом терпение и ступаю по стезе ожидания». Вот мы и откладывали свой приход к тебе, пока нам не стало невмоготу и нож не дошел до самой кости. Как говорят: «Поток поднялся д0 высоких мест, и вода затопила холмы». Но когда наши дети и жены стали пищей бед, когда наши богатства и достаток стали добычей горестей, то мы сочли справедливость падишаха надежной крепостью, а милосердие государя – твердой основой. Словно обитатели гарема, мы бежали под сень его покровительства, словно преступники, мы ухватились за полы его милосердия.

Падишах обласкал тех людей, приказал выдать им из казны ссуду, не облагать их податью целый год, а еще повелел:

– А того мужа, который хвастает своей стойкостью в терпении, который испытывает судьбу и рок, прогоните из селения. Скажите ему: «Терпи же, пока тебе не явятся приметы счастья, пока счастье не придет тебе на подмогу»;

Ныне, когда от насилия неба кругом идет голова. Стойкость являй, хоть сгорела от горя душа.

Слуги падишаха с презрением прогнали из селения Бу-Сабира с женой и двумя сыновьями. Бу-Сабир, испив чашу терпения и облачившись в одежду надежды, пустился странствовать, отправился из родного села на чужбину. Дети были испуганы, сам Бу-Сабир едва владел собой, они проливали слезы скорби и укрывались дымом печали.

Они шли по пустыне и на второй или третий день повстречали шайку разбойников. И поскольку у них не было с собой ни гроша, разбойники решили: «Заберем у них мальчиков и продадим!»

Они силой отобрали детей у отца с матерью, а сердца родителей вкусили мучительное горе.

Мать смотрела, как забирают детей, свет очей ее, и проливала обильные слезы от непосильного горя.

В каждую эпоху живут свои Якуб и Юсуф, у каждого века есть особая печаль и свой Аййуб. Но беспечные люди тяготятся рассказами о влюбленных, а бездельников утомляют истории о тех, кого сразила беда.

Мать, расставшись с детьми, страдала, скорпион разлуки вонзал в ее сердце жало горя. Материнская любовь и привязанность гнали кровь из внутреннего источника к зрачкам, и на лице у нее по наущению скорби из родников-глаз били ключи печали.

Бу-Сабир сказал жене:

– «Воистину с горем приходит и радость». Пусть Якуб и Юсуф будут для твоего сердца зерцалом. Когда-нибудь вечерний ветерок принесет несчастным разлученным запах рубашки [17], или же светлым утром зефир известит скорбящих о свидании.

Наконец, когда Бу-Сабир и его жена покинули пределы жестокой пустыни и безводной степи, печень у обоих от жара самума спеклась, а сердца их от руки горестей обуглились. Из-за разлуки с детьми их души готовы были покинуть тела, от тоски день стал словно ночь, судьба дарила им лишь вздохи и боль, драгоценная жизнь – лишь отчаяние. И вот они пришли к одному селению. Бу-Сабир решил оставить жену у окраины и сказал ей:

– Может быть, мне удастся отдалить наш смертный час, раздобыть какой-нибудь еды, чтобы хоть немного утолить мучительный голод.

Едва Бу-Сабир отправился в селение, к жене подошел какой-то пьяный воин. Увидев в степи одинокую женщину, у которой не было ни стражника, ни защитника, ни друга, он захотел овладеть ею, но она закричала:

– Отстань от меня! Я несчастная чужестранка, из-за неисчислимых бед я лишилась радости, напасти судьбы поразили меня горем. Мой муж пошел по делам в селение. Если он увидит что-нибудь или даже услышит, то сейчас же пожалуется падишаху и ты поплатишься жизнью!

Но воин в ответ на такие речи лишь выхватил меч и сказал:

– Или ты пойдешь со мной, или я снесу тебе голову этим мечом. Пожалей сама себя, а не то тебя, как зерно, перемелет мельница смерти и презренная твоя душа покатится по пустыне, где обрываются все надежды.

Жена Бу-Сабира ничего не могла поделать и написала пальцем на песке о том, что произошло:

«Шайка напастей похитила наших детей, а банда несчастий, словно разбойники, полонила меня.

И воин увел эту бедную женщину, будто жалкую пленницу, так что для нее перемена судьбы и превратности жизни следовали одна за другой, бедствия и молнии скорби сменялись непрестанно.

Бу-Сабир вернулся, но не нашел жены, а только прочитал ее послание на страницах песка. Он подумал:

«Одна рана на другую. Что за непрерывные беды, что за бесконечные напасти! Но что бы ни случилось, терпение украшает меня, спокойствие и выжидание – мое богатство».