Дакаики - Услада душ, или Бахтияр-наме

Он больше не касался узды разума, не прислушивался к проповедям благоразумия. Он отправил жене шаха второе послание, что, мол, если ты избрала путь немилости, если мое желание будет попрано, а моя мольба отвергнута, то я внушу падишаху злобу к тебе и ввергну тебя в беду!

Жена падишаха отвечала:

– Многие годы я провожу в молитвах и благочестии, а мудрецы считают прелюбодеяние мерзким, ведь сказано: «Прелюбодеяние и радость не объединишь». Может быть, ты лишился ума или пожелал смерти? Или ты вручил обезумевшую душу свою во власть дива? Или передал в руки шайтану поводья слабости? Говорят же: «Много есть желаний, которые прекращаются со смертью».

У падишаха во дворце был один повар-мужеложец, большой мастер кухонных дел. Кардар задумал оклеветать жену шаха и того мужеложца, чтобы лишить ее доброй славы и чести.

Когда пришла весть о возвращении падишаха и вдали показались его передовые отряды, везир Кардар стал готовиться к встрече, желая заслужить шахское благоволение. Он подъехал к падишаху, поцеловал перед ним прах. Повелитель стал расспрашивать его о делах и событиях и наконец спросил:

– Как идут дела в гареме? Блюдут ли там обычаи и устои? Кардар по невежеству своему запутался в шести дверях злосчастия, сбился посреди своих речей и сказал:

– У меня есть жалоба на обитательниц гарема, да такая, что язык не поворачивается говорить, а сердце не может утаить. Я, как в пословице, «застыл в изумлении между воротами и дворцом», ожидая прибытия великого шаха.

Шах, слыша такие слова, задрожал от ярости:

– Говори немедленно, что случилось, оставь недомолвки намеки.

– Падишах приказал своему нижайшему рабу, – начал везир, – прислушиваться к тому, что происходит в гареме. И вот я против воли подслушал. Однажды ночью я поднялся на крышу дворца. Оттуда я увидел, что дочь Камкара в недостойной близости с поваром-мужеложцем. Он упрекал ее в недостатке любви к нему, а она отвергала эти упреки. После такой беседы возлегли они вместе в постель.

Падишах запылал огорчением, загорелся пожаром ярости. Едва войдя в гарем, он приказал отрубить голову мужеложцу. А ступив во внутренние покои, он обнажил зловещее лезвие и воскликнул:

– О злосчастная супруга! Ты предпочла моему венцу и трону какого-то мужеложца, осквернила шахскую постель прелюбодеянием! А я-то поверил в твое благочестие и набожность, в твою непорочность и чистоту!

– О падишах! – отвечала жена. – Берегись поступать по навету завистника и наущению клеветника. А не то ведь падет упрек на твой разум и тебя будут порицать за несправедливость. Мне известно, что эти краски коварства мог смешать только злокозненный везир, что сей гнусный поклеп на меня мог возвести один лишь криводушный Кардар. Потерпи немного, и я докажу свою невиновность и покажу его дерзость. Ведь Аишу дочь Абу-Бакра – да будет доволен ею Аллах! – несмотря на то, что пророк сказал ей: «Говоря со мной, о Хумайра», заподозрили в великом грехе; пречистую Марьям, хотя всевышний сказал о ней словами: «Сохранила свое целомудрие», обвинили в прелюбодеянии.

Жена увещевала его, а падишах все гневался на нее и кричал:

– Отрубите голову этой мерзавке! А не то она своей хитростью навяжет мне гордыню, а своими извинениями внушит мне отвращение.

Рядом стоял один хаджиб, он сказал:

– О падишах! Великие мужи считают убиение женщины плохой приметой и порицают, когда падишахи направляют свои меч против тех, кто ущербен умом [28]. Если она заслуживает казни, то прикажи привязать ее к спине верблюда и пустить животное в пустыню, ибо такая мука хуже всякой смерти, а такое возмездие страшнее ударов меча.

И падишах приказал привязать жену к верблюду и пустить в бескрайнюю пустыню.

Но случилось так, что верблюд повстречал колодец, улегся около него, а дочь везира ухитрилась развязать свои путы, тут же соскочила с верблюда и пошла по направлению к Мекке, а сердце свое обратила к дворцам всевышнего. Днем она постилась, вечером разговлялась травами, совершала намаз и дожидалась избавления. Как говорят: «Тому, кто принадлежит Аллаху, принадлежит и Аллах».

А тем временем у начальника каравана царя царей вот уже несколько дней как потерялась часть животных. Он велел оседлать верблюда и поехал искать их по пустыне, пока не прибыл наконец к какому-то колодцу. Там он увидел красавицу, которая в одиночестве совершала намаз в дикой и страшной пустыне. Когда она завершила молитву, караванщик приветствовал ее, а потом спросил с удивлением:

– Ты из рода людского или ты ангел?

– Я человек, – отвечала она. – И вынуждена странствовать по этой безлюдной пустыне обездоленная судьбой. Но служение всевышнему дает пищу моему телу, а покорность творцу – лекарство от моих недугов. Слова веры заменяют мне хлеб, поминание имени всемогущего господа служит мне прозрачной водой.

– О праведница! – воскликнул караванщик. – Прими меня в братья свои, я повезу тебя в столицу царя царей. Как бы тебя не постигла беда в этой пустыне, как бы тебе не пострадать в этих песках.

– Я уповаю на Аллаха, – отвечала дочь везира, – и поклоняюсь творцу. Как сказал всевышний: «А кто уповает на Аллаха, то Он достаточен для него».

Караванщик оставил у края колодца дорожный припас, который был с ним, и отправился на поиски верблюдов. И поскольку его осенила благодать этой праведницы, он вскоре нашел потерянное и с радостным сердцем вернулся в город.

И случилось так, что царь в это время играл в чоуган на мейдане. Увидев караванщика, он спросил:

– Нашел ты пропавших верблюдов?

– Да, благодаря милости бога и благодати праведницы, которая поселилась в этой пустыне.

Тут он рассказал о набожности и святости той женщины, о ее красоте и великолепии.

– Она обитательница рая, – заключил караванщик, – человек в облике ангела.

Падишах тут же отправился на охоту, а оттуда поскакал прямо в пустыню. Спустя три дня шах и его свита подъехали к колодцу и увидели целомудренную женщину, склонившую голову в молитве, предаваясь беседе с богом. Царь, узрев ее благочестие и скромность, почувствовал жалость в груди и уважение в сердце. Он тут же соскочил с коня, забыв о царской гордыне.

Когда девушка завершила намаз, царь приветствовал е смиренно, как слуга, и сказал:

– Почему бы тебе не переселиться в мою столицу? Ведь молиться удобнее в соборной мечети, служить богу лучше в кельях и храмах. А если ты захочешь, то сможешь сочетаться со мной браком по шариату, чтобы союз с тобой укрепил в моем сердце набожность, чтобы подле тебя в груди моей упрочилось поклонение богу.