Ихара Сайкаку - Пять женщин, предавшихся любви

Ничего противоестественного во всем этом не было, однако люди забеспокоились, и тут кто-то сказал, что все это насылает бондарь.

Дошло до хозяина, и он заявил: бондарю нужно отдать в жены Сэн.

Дело казалось непростым, ведь Сэн всегда твердила, что если и пойдет замуж, то уж во всяком случае не за ремесленника.

Позвали хитроумную бабку из переулка, попросили ее совета.

Но, по мнению бабки, на такую строптивость не следовало обращать внимания. Чем бы человек ни занимался, лишь бы умел зарабатывать на жизнь.

Словом, судили и рядили по-всякому, затем потолковали с бондарем и заключили брачное соглашение.

Не мешкая, справили О-Сэн платья, какие положены замужней женщине, вычернили ей зубы [57], выбрали заранее благоприятный день и вот снарядили ее: дали с собой некрашеный сундук, из второсортных, корзину, плетенную из бамбука, две накидки с хозяйкиных плеч, спальные принадлежности с футоном, москитную сетку с темно-красной каймой да старинное покрывало закрывать лицо при выходе на улицу. Всего вещей получилось счетом двадцать три штуки. Вручили О-Сэн еще две сотни серебряных монет и так ввели ее в дом бондаря.

Оказалось, что они подошли друг другу, а потому и удача их дом не оставляла. Муж усердно гнул спину над своими изделиями, жена научилась ткать материю в полоску да красить ее фиолетовой краской, что получают из камфарного дерева. И так как они трудились не покладая рук с рассвета до сумерек, то и в разгаре лета в канун праздника Бон, и зимой в последний день года не приходилось им сказываться ушедшими из дому! [58]

О— Сэн очень заботилась о муже. Выдастся снежный день с холодным ветром -она укутывает рис, чтобы не остыл до его прихода. Летом сидит с веером у изголовья, чтобы ему лучше спалось. Отлучится он — она с вечера накрепко запирает ворота. На других мужчин и не взглянет. Каждое второе слово у нее — «мой муженек»… Души в нем не чает.

Шел месяц за месяцем, год за годом в любви и согласии, народилось у них уже двое детей. Но О-Сэн по-прежнему не забывала заботиться о муже.

И все же женщины непостоянный народ! От искусных разговоров о любви начинают грезить наяву; что ни увидят в пьесах, которые ставятся в Дотонбори [59], всё принимают за чистую монету; и глазом моргнуть не успеешь, как они уже свихнулись. Расцветут вишни у храма Тэннодзи, изгородь из глициний покроется цветами, — смотришь, жена уже загуляла с каким-нибудь красавцем, а дома с ненавистью глядит на мужа, который всю жизнь печется о ней.

И тогда куда девается ее бережливость! Пусть топливо зря горит в очаге — она и не взглянет. Растает и потечет соль, зажгут, где не нужно, светильник — ей все равно! Хозяйство приходит в упадок, а она об одном лишь думает: как освободиться от мужа. Что может быть страшнее таких отношений между супругами?

Умер муж, и не миновала еще поминальная неделя, а она уже нового ищет. Муж оставил ее — она пять и семь раз заводит новые связи.

Поистине, презрения достойны подобные человеческие сердца!

Вот в высокородных семьях и намека нет на что-либо подобное. Женщина там всю свою жизнь связывает с одним мужчиной, и, если что-нибудь мешает ей, она, даже если молода годами, пойдет в монахини либо в храм Домёдэи в Кавати, либо в храм Хоккэдзи в Нанто. Такие примеры бывали. А все-таки… И в этих семьях сколько хочешь женщин, которые тайно заводят любовников на стороне. Муж не хочет огласки и без лишнего шума отправляет провинившуюся к ее родителям. Но случись ему даже застать ее на месте преступления, и тут — стыдно сказать! — поддастся алчности, и дело кончается полюбовным соглашением.

Такой снисходительностью женщине спасают жизнь [60], вот почему не прекращаются подобные вещи! А ведь есть на свете божество, есть возмездие, и дурные дела, как их ни прячь, непременно дадут себя знать. Выходит, человек должен опасаться ложного пути.

«Беру на себя смелость пригласить Вас шестнадцатого числа сего месяца разделить с нами отоги [62] . Если соблаговолите прибыть, доставите чрезвычайную радость.

Недостойный горожанин здешний

Кодзия Тёдзаэмон».

В нашей жизни месяцы и годы проходят как сон. Вот наступила и пятидесятая годовщина смерти отца Тёдзаэмона. Радостно, что сам Тёдзаэмон еще здравствует и может совершить поминальный обряд.

С древности ведется так: в пятидесятую годовщину — утром ешь постное, вечером — вкуси рыбы и с песней осуши чарку. А после этого делай что хочешь, с тебя не спросится.

Поскольку это были последние поминки, расходов не жалели, устроили все чин по чину. Собрались соседки, что обычно заходили помочь по хозяйству, привели в порядок хозяйскую утварь — кувшины, тарелки, миски, блюдца. Каждую вещь перетерли и составили все в посудный шкаф.

Жена бондаря, издавна пользовавшаяся благосклонностью хозяев дома, тоже пришла предложить свои услуги по кухне. И так как она всегда слыла искусницей, хозяйка сказала: «Разложи-ка покрасивее на подносе сласти, что приготовлены в задней комнате».

О— Сэн, осмотревшись, принялась затейливо укладывать на подносе мандзю -сладкие пирожки с начинкой из бобов, госёгаки — красную хурму с мелкими семечками, китайские орехи, сухое печенье из рисовой муки, называемое ракуган, зубочистки из дерева криптомерии.

Случилось так, что как раз в это время хозяин Тёдзаэмон хотел достать с полки ирэкобати — миски, которые вкладываются одна в другую, но уронил их О-Сэн на голову, и ее красиво уложенная прическа сразу же растрепалась. Хозяина это огорчило, но О-Сэн успокоила его: «Совершенно не о чем волноваться!» Она собрала волосы в пучок на макушке и так вышла в кухню. Тут она попалась на глаза жене Тёдзаэмона, и у той возникли подозрения.

— Твои волосы только что были уложены, а в задней комнате вдруг распустились. Что бы это могло значить? — спросила она.

О— Сэн, не чувствуя за собой никакой вины, спокойно рассказала все, как было: хозяин, мол, изволил уронить с полки посуду, вот так и получилось… Но хозяйка не поверила ее словам.

— Да где же это видано, чтобы среди белого дня миски с полок падали? Ну и миски-проказницы! Конечно, если лечь второпях, даже без изголовья, то волосы распустятся. И это на склоне лет, в день родительских поминок!

Все сасими [63], что с таким старанием было уложено, она разбросала по полу, целый день не переставала твердить одно и то же, и в конце концов все, кто здесь был, стали с любопытством прислушиваться.

Иметь женой такую ревнивую женщину… не иначе это возмездие, посланное Тёдзаэмону! [64]

О— Сэн, хоть ей и было очень неприятно, молча терпела попреки, но ее все больше разбирала досада. «Вот завлеку Тёдзаэмона да натяну ей нос, раз она такая! Все равно мои рукава уже подмочены, теперь мне море по колено», -подумала она, и с этого началось.