Пу Сунлин - Рассказы Ляо Чжая о необычайном

Через самое короткое время он вдруг обронил:

– Как это я стал вором?

Жена объяснила ему, в чем дело, и он, просветлев, совершенно растерялся. К тому же он услыхал, что об ограблении богатого дома кричали уже по всему селу. Целый день он не ел и не знал, где сесть. Жена дала ему совет воспользоваться ночью и бросить вещи через стену дома. Он послушался ее. В богатом доме снова нашли свои вещи, и дело прекратилось.

На экзаменах в этом году студент очутился «в венце войск» [382]и, кроме того, был возвышен еще в дальнейшую степень. Ему причиталось получить большую награду, но когда наступил день ее выдачи, на балках канцелярии Даотая появилась следующая наклейка:

«Цзи (такой-то) – вор. Он украл в таком-то доме шубу и курительный треножник. За что же его отличают?»

Балка была очень высока, и наклеить на нее что-либо, стоя на ногах, вообще было невозможно. Начальник литераторов [383]в недоумении взял наклейку и спросил о ней Цзи. Тот, в сильном смятении и соображая, что об этом деле, кроме его жены, никто не знает, тем более здесь, в глубине казенного здания, спрашивал сам себя, как это могло сюда проникнуть. Потом догадался.

«Это, конечно, сделала лиса», – сказал он про себя.

И все, что вспомнил, рассказал без утайки. «Начальник литераторов» наградил его как полагалось и еще добавил от себя.

Студент, думая об этом, лису ни в чем не винил.

«То, что неоднократно повергало меня в беду, – думал он, – был стыд низкого человека за то, что только он один низок».

Повествователь добавляет:

Студент хотел вовлечь нечистую силу в праведную стезю – и вдруг сам попал в ее лапы!

Нет надобности приписывать лисе какую-то особенную злонамеренность: ведь студент как будто тянул ее к себе юмористически, ну и она его обработала тоже не без фарса!

Однако если бы у нашего студента не было за собой доброй основы в его предшествовавшем рождении и если бы в его спальне не сидела умная подруга, то далеко ль он, в самом деле, был бы от полного сходства с древним Юань Шэ [384], которому, как известно, приписываются такие слова: «Жила себе дома вдова; негодяй ее опозорил – и вот она дальше пошла по дороге разврата».

Ух, страшно!

К западу от города жил некий И, бывший сначала «господином со стропил» [386]. Жена, трепетавшая за его дела, неоднократно усовещивала его, советовала прекратить эти занятия. И вот И вдруг круто изменил свое поведение.

Прожили они так года два-три. Жили бедным-бедно. Ему стало невтерпеж, и он мысленно решил разок стать древним Фэнфу [387], а после этого – стоп! И вот, прикинувшись торговцем, он посетил одного хорошего гадателя и спросил его, какое направление ему выбрать, чтобы была удача.

Гадатель раскинул жребий и сказал:

– На юго-восток будет удача. Выгодно для подлого человека, невыгодно для человека честного.

Гадание совпадало с тем, что И таил в душе, и он был внутреннее рад. Он двинулся к югу.

Дойдя до страны Су и Сун [388], он начал ежедневно бродить по деревням и пригородам и так провел несколько месяцев.

Однажды он зашел в какой-то храм. Видит: в углу стены сложены камни, штуки две-три – сейчас же догадался, что здесь что-то не так, и, в свою очередь, положил еще камень, а сам прошел за киот [389], где и улегся.

К вечеру в храме раздались смешанные голоса. По-видимому, пришло человек десять, а то и больше. Вдруг один из них сосчитав камни, воскликнул от изумления: их стало больше! Бросились искать за киотом и нашли И.

– Это ты положил камень? – спросили его.

– Да, – ответил И.

Спросили, где живет и как фамилия. И отвечал обманно.

Тогда ему дали в руки оружие и повели его с собой. Пришли к какому-то огромному дому, достали мягкую лестницу и друг за другом полезли через стену в дом. Ввиду того, что И пришел к ним издалека и дороги не знал, ему велели притаиться у стены и заняться приемкой передаваемых вещей. Их он должен был прятать в мешки и караулить.

Через короткое время бросили какой-то сверток. Прошло еще немного времени – и по веревке спустили ящик. И поднял ящик и убедился, что там что-то есть, взломал его, залез туда рукой и начал ощупывать и вынимать. Тяжелые предметы сложил в отдельный мешок, взвалил его на спину и пустился быстро бежать. Побежал, выбирая дорогу, и прибежал домой.

После этого он выстроил себе большие дома, купил хорошей земли и за сына своего внес, что называется, зерно [390].

Правитель города украсил его ворота прописной доской [391], гласящей: «Честный гражданин» [392].

Впоследствии разыгралось громкое уголовное дело. Все грабители были изловлены. Один лишь И, за неимением его имени и сведений о происхождении, разыскан быть не мог.

Ему так и удалось ускользнуть.

Когда дело было уже давно прекращено, И, под пьяную руку, иногда обо всем этом рассказывал.

Некий человек из Чу торговал на стороне, а жена его жила одна. Ей приснилось, что она сошлась с каким-то человеком. Проснулась, пощупала – маленький мужчина. Присмотревшись к нему, она нашла, что все в нем не так, как у людей, и решила, что это – лис.

Не прошло и нескольких минут, как лис слез с кровати и пошел прочь, исчезнув, не открывая двери.

С наступлением вечера женщина позвала лечь с ней кухарку. Кроме того, у нее был десятилетний сын, спавший всегда на отдельной кровати. Его она тоже позвала спать вместе с ней. Как только ночь стала глубже, кухарка и мальчик уснули, а лис явился снова, и женщина замычала, забубнила, словно во сне. Кухарка проснулась, окликнула ее, и лис тотчас же ушел.

С этой поры она как-то помутнела, словно что-то забывала. С приходом ночи она не решалась гасить свечу и наказывала сыну и кухарке слишком крепко не засыпать. На исходе ночи мальчик и кухарка, прислонясь к стене, слегка задремали. Проснулись – хозяйка исчезла. Думали было, что она вышла, так сказать, обронить, но, как долго ни ждали – она не возвращалась. Наконец их взяло сомнение. Однако кухарка боялась и не решалась идти искать. Мальчик зажег огонь и стал повсюду светить – мать оказалась лежащей нагишом совсем в другой комнате. Подошел помочь ей встать, а она, между прочим, и не думает, чтобы как-нибудь от стыда съежиться. И вообще с этих пор она стала безумствовать: то пела, то плакала, то кричала, то ругалась каждый день на тысячу ладов, и все по-разному. По ночам ей стало тошно быть вместе с другими. Сына уложила спать на отдельной постели, кухарку тоже отослала.

Мальчик, слыша, как мать смеется или говорит, всякий раз быстро вскакивал и зажигал огонь. Но мать, против ожидания, сейчас же сердилась и кричала на него. Впрочем, он не обращал на это внимания, и это у всех домашних вызывало признание его храбрости. Однако его игры стали какими-то непутевыми. Целыми днями он изображал каменщика и накладывал на окно кирпичи и камни. Его останавливали – не слушался, а если кто-либо уносил хоть один камень, так он катался по полу и капризно хныкал. Никто не решался его сердить, но через несколько дней оба окна были окончательно заложены и не пропускали ни малейшего света. После этого он намесил глины и замазал дыры. И так он возился целыми днями, не боясь ни труда, ни усталости.