Гань Бао - Записки о поисках духов

Дух дерева промолчал, и больше не слышно было ни слова.

На следующий день больной рассказал о том, что он услышал. И тогда гун велел людям всем одеться в багровое и рубить дерево, обсыпая его золой. Дерево переломилось. Из сердцевины его вышел темно-синий вол и скрылся в водах реки Фэншуй.

Впоследствии, когда синий вол снова показался на реке Фэншуй, были посланы всадники для нападения на него. Успеха они не имели. Один из всадников упал на землю, узел прически развязался, и волосы распустились. Вол испугался этого и тут же скрылся в воде, не смея выйти наружу.

Вот почему после этого во владении Цинь учредили конные войска с волосяным пучком на голове.

В округе Луцзян на станции Лутин уезда Луншу на берегу росло возле текущей воды большое дерево высотою в несколько десятков чжанов. И всегда на нем тысячами гнездились желтые птицы.

Было время великой засухи. Старейшины посовещались между собой и решили:

– Это дерево все время как в желтом мареве. Верно, наделено чудесными силами, и к нему можно обращать моления о дожде.

Они направились к дереву с вином и мясом. А как раз на станции проживала вдова по имени Ли Сянь. Она встала этой ночью и увидела в доме какую-то женщину, облаченную в вышитые одежды.

– Имя мое Бабка Желтых, — представилась она, — я дух дерева и могу вызывать тучи и дождь. За чистоту твоего нрава я научу тебя, как стать предсказательницей. Утром сюда придут старцы совершить моление о дожде. Я уже испросила его у Владыки. Завтра в полдень будет ливень.

Пришло указанное время — дождь и в самом деле пошел. В честь этого был установлен жертвенник. Сянь сказала:

– Раз вы, почтенные, оказались здесь, то я, живущая у воды, хотела бы угостить вас парой карпов.

Едва она это произнесла, как десятки карпов прилетели и сгрудились возле молельни. И не было среди собравшихся никого, кто бы не изумился.

Прошло больше года. Дух дерева говорит:

– Скоро будет большая война, а я сейчас должна проститься с тобой. — И оставила яшмовое кольцо, добавив: — С этой вещью ты сможешь спастись от бед.

Впоследствии, когда сражались между собой Лю Бяо и Юань Шу, всех жителей Луншу увели на чужбину, и только деревню, где жила Сянь, война не затронула.

Чжан Ляо, уроженец Цзянся, второе имя которого Шу-Гао, в царстве Вэй служил правителем округа Гуйян. Потом он уехал в Яньлин, поселился там с семьей и купил себе поле. На поле росло дерево в десяток обхватов. Ветвистое и густое, оно так закрывало несколько му земли, что на ней не родился хлеб. Хозяин послал приживальщика срубить дерево. После нескольких ударов топором из ствола вытекло шесть-семь доу красного сока. Приживальщик перепугался и, вернувшись, рассказал об этом Шу-Гао.

– Дерево старое, — рассердился Шу-Гао, — вот сок и красный, нашел чему удивляться!

Он тут же сам туда проследовал. Когда принялись Рубить снова, кровь хлынула потоком. Тогда Шу-Гао велел сначала обрубить у дерева ветви. В верхней части обнаружилось дупло и в нем белоголовый старец ростом эдак в четыре-пять чи. Он стремглав выскочил наружу и устремился на Шу-Гао. Гао же сразил его своим мечом.

Так он срубил четыре или пять голов и перебил всех, сидевших в дуплах. Все сопровождающие в страхе попадали на землю ничком, и только Шу-Гао, как и прежде, сохранял полное присутствие духа. Рассмотрел внимательно — а это не люди и не звери.

После этого дерево срубили. Не были ли это чудища леса и камней? или Куй? или Ванляны?

В этом году Гао был призван в Ведомство работ и назначен членом цензората и наместником в Яньчжоу. Проезжая родные места, он совершил поклонение усопшим предкам, поднеся сосуд объемом в две тысячи даней. И хотя он нарядился среди бела дня в новые роскошные вышитые одежды [116], никаких странностей с ним не произошло — а могли бы!

При Первом повелителе царства У правителем округа Цзяньань стал Лу Цзин-Шу. Он послал людей срубить большое камфарное дерево. Не успели нанести нескольких ударов, как вдруг показалась кровь. Из сердцевины дерева вылезла какая-то тварь с лицом человека и собачьим туловищем. Цзин-Шу объявил: — Имя ему Пэн-хоу.

Зверя сварили и съели — по вкусу он напоминал собаку.

В «Схемах Байцзэ» сказано: «Духа дерева зовут Пэн-хоу. Обликом он подобен черной собаке, но хвоста лишен. Его можно отварить и съесть».

Во время царства У росло необъятное катальповое дерево. Листья его были в ширину по чжану. Сучья свешивались вниз и закрывали собою несколько му. Уский ван срубил дерево, изготовил из него лодку и повелел тридцати юношам и девушкам тащить лодку к озеру. Но лодка взлетела сама и опустилась на воду, а юноши и девушки все утонули.

И до сегодняшнего дня время от времени в озере слышны голоса, зовущие войти в воду и посмотреть на них.

Дун Чжун-Шу в полном уединении углубился в составление своих толкований. Появился какой-то незнакомец — Шу сразу же разгадал в нем что-то необычное.

– Дождь будет, — сказал незнакомец.

Шу в ответ пошутил:

Незнакомец и вправду превратился в лиса.

Чжан Хуа, второе имя которого Мао-Сянь, при Цзиньском Хуй-ди стал главой ведомства работ. В это время возле могилы Чжао-вана, правителя удела Янь, объявился пестрый лис, который несколько лет принимал различные обличья. И вот однажды он превратился в студента и отправился навестить почтенного Чжана. По пути он возле могилы спросил духа Хуабяо [117]:

– Удостоюсь ли я приема у начальника работ Чжана в обличье, которое я принял, или же нет?

– Вы постигли сокровенное, — отвечал Хуабяо, — отказать вам никак невозможно... Однако почтенный Чжан — человек высокомудрый. Боюсь, его трудно будет поймать в ловушку. Если вы сунетесь — будете посрамлены, и уйти от него вам никак не удастся. Вы не только погубите вашу сущность, обретенную вами на тысячу лет, но еще навлечете невзгоды на меня, старого Хуабяо.

Лис его не послушался и отправился к Хуа с неким тайным замыслом. Узрев пленительный облик юного отрока с чисто-белым лицом, подобным чистой яшме, каждое движение которого не давало отвести взор, красота которого не позволяла отвести глаз, — Хуа сразу же оценил его утонченность.

А тут еще он принялся рассуждать о достоинствах литературных произведений, оценивать их звучание и сущность — такого Хуа еще никогда не слыхивал.

И кроме того, он высказывал мнения о Трех историях, добирался до сути у Ста авторов; вникал в высокие достоинства Лао и Чжуана, выявлял недосягаемые совершенства «Веяний» и «Од» [118]; охватывал умом Десятерых совершенномудрых, прослеживал связи Трех творящих; оценивал восемь школ конфуцианства, выделял пять видов распорядка [119]— и не было случая, чтобы Хуа не одобрил его неожиданные суждения.