Автор неизвестен - Древневосточная литература - Удивительные истории нашего времени и древности

Время мчалось быстро, прошло три года, а Лу Нань все еще сидел в тюрьме. За это время успели смениться два начальника уезда. Ню Вэнь и Цзинь умерли. Ван Цэнь снова получил повышение. Теперь он занимал пост высокого сановника и приобрел большое влияние и силу в столице. У Лу Наня уже не было больше никаких надежд на освобождение, и он не верил больше в спасительную звезду. Но вот в уезд Цзюньсянь был опять назначен новый начальник. Можно сказать, что когда приехал новый начальник уезда:

Новым начальником уезда Цзюньсянь стал некий Лу Гаоцзу, родом из Пинху, что находится в ведении округа Цзясин в провинции Чжэцзян. Это был человек, о котором можно сказать, что душа его полна тончайшей парчи, внутри у него сплошной жемчуг, а таланты его простираются до неба и опоясывают всю землю. Человек этот обладал искусством управлять и держать народ в мире.

Когда Лу Гаоцзу собирался покинуть столицу, Ван Цэнь посетил его и рассказал о деле Лу Наня. У Лу Гаоцзу сразу же возникли подозрения: «Все это было так давно, почему же это дело до сих пор так волнует Ван Цэня? Не зря, должно быть, он так подробно мне обо всем рассказывал».

Вступив в новую должность, Лу Гаоцзу расспросил о деле Лу Наня местных влиятельных лиц, которые охотно объяснили новому начальнику истинную причину ареста Лу Наня. Лу Гаоцзу побоялся этому поверить: «Все-таки Лу Нань был известным богачом, и люди эти могли в корыстных целях защищать его интересы». Тогда начальник уезда начал уже закулисными путями наводить справки по этому делу и снова получил такие же сведения. «Как же мог правитель народа из-за личной вражды впутать в дело невинного человека и приговорить его к смертной казни?!», — недоумевал про себя Лу Гаоцзу и собрался было написать донесение высшим властям, требуя освобождения ни в чем не повинного поэта. Но, поразмыслив хорошенько, он решил, что если он сначала отправит донесение, то надлежащие учреждения прежде всего снова начнут разбирать все доносы и жалобы, так что опять ничего из этого дела не выйдет.

«Лучше сначала освободить Лу Наня, а потом уже написать куда следует», — рассудил начальник уезда. Приняв такое решение, он вынул свиток с бумагами, относящимися к делу поэта, и внимательно просмотрел все документы: все было так хорошо сфабриковано, что прямо-таки не к чему было придраться. Снова и снова просматривал Лу Гаоцзу все документы и, наконец, сообразил: «Как же можно было решать это дело, не поймав Лу Цая?!». Назначив награду в пятьсот ланов тому, кто поймает Лу Цая, он послал служителей и велел им в кратчайший срок арестовать мошенника. Не прошло и месяца, как того поймали и привели в ямынь. Застигнутый врасплох, Лу Цай сразу признался во всем, даже и пытать его не пришлось.

Тогда начальник уезда написал следующее донесение: «Дознанием установлено, что в тот день, когда Ню Чэн получил от Лу Наня расчет, Лу Цай потребовал от него возвращения долга. Между ними из-за этого завязалась драка. То, что Ню Чэн являлся батраком Лу Наня, доказано и вполне очевидно. Если батрак умирает, то хозяин не несет за него материальной ответственности. Деньги в долг дал Лу Цай, он же потребовал деньги обратно, он же избил Ню Чэна. И все же *Лу Цая оставляют на свободе, а Лу Наня гноят в тюрьме. Где же тут справедливость? Лу Цай скрылся, его не смогли допросить в ямыне, из-за него в дело впутали его господина. За такое преступление для Лу Цая и смертной казни мало. Из-за давно допущенной несправедливости Лу Нань до сих пор еще сидит в тюрьме. Ввиду этого считаю своим долгом освободить его».

В тот же день Лу Наня вывели из тюрьмы, привели в ямынь, сняли с него кангу и отпустили домой. Не было ни одного человека в ямыне, который не был бы поражен таким поворотом событий. Сам Лу Нань, который перестал верить в свое освобождение, был удивлен не меньше остальных.

Между тем начальник уезда собрал все документы, связанные с делом Лу Наня, и написал донесение, в котором подробно изложил причину раздора между Ван Цэнем и Лу Нанем и рассказал далее о том, как несправедливо поступили с поэтом. Захватив с собой все бумаги и свое донесение, Лу Гаоцзу лично направился в область на прием к начальнику провинции. Последний принял Лу Гаоцзу, прочел его донесение и подумал: «Видно неспроста он на свой страх и риск решился освободить Лу Наня. Не иначе, что он преследовал этим свои собственные интересы».

— Я слышал, что Лу Нань, освобожденный вами из тюрьмы, — человек очень богатый, — обратился начальник провинции к посетителю. — Не подумали бы, что вы выпустили его за взятку.

— Начальник уезда думает только о том, чтобы был соблюден закон и не интересуется тем, вызовут ли его действия подозрения окружающих, — возразил на это Лу Гаоцзу. — Его интересует только, справедливо или несправедливо поступили с человеком, и не интересует, богат этот человек или нет. Если человек осужден справедливо, то будь он хоть *Бо И или Шу Ци, у меня не будет оснований оставить его в живых, если же человек осужден несправедливо, то будь он хоть самим *Тао Чжу, я никогда не приговорю его к смерти. Начальник провинции, увидев, что имеет дело с честным и справедливым человеком, не стал больше ни о чем расспрашивать Лу Гаоцзу и только сказал ему на прощанье:

— В древности, когда *князь Чжанзаведовал Уголовной палатой, в тюрьмах не было несправедливо осужденных людей. Вы, почтеннейший, очень мне его напоминаете. Так что не смею вам указывать.

Незачем тут говорить о том, что Лу Гаоцзу ушел от начальника провинции с чувством глубокой благодарности.

Скажу лишь, что, когда Лу Нань вернулся домой, все вокруг были счастливы. Родственники и друзья непрерывно приходили к нему с поздравлениями. Через несколько дней после своего освобождения Лу Нань послал слугу узнать, вернулся ли из области начальник уезда. Получив утвердительный ответ, он собрался нанести ему визит и поблагодарить его.

Жена, увидев, что Лу Нань собирается к начальнику уезда с пустыми руками и в скромной одежде, возмутилась:

— Начальник уезда Лу Гаоцзу оказал тебе такую милость! Надо приготовить подарки и отнести ему их в знак благодарности.

— Почтенный Лу Гаоцзу своим поступком доказал, что он смелый, благородный и талантливый человек, он не чета всем грязным, алчным и подлым чиновникам. Мои подарки могут показаться ему оскорбительными.

— Почему же вдруг оскорбительными? — удивилась жена.

— Я терпел несправедливость больше десяти лет. Сколько уездных начальников сменилось здесь за это время, но ни один из них не пожелал вникнуть в суть дела. Каждый боялся попасть в опалу к сильным мира сего. Только достопочтенный Лу Гаоцзу не успел приехать в наш уезд, как сразу же понял, что на меня была возведена напраслина, и тотчас же освободил меня. Если бы это не был человек исключительных талантов и необычайной смелости, разве он смог бы так поступить? Если бы я сейчас захотел одарить его за все, что он для меня сделал, об этом можно было бы сказать словами мудреца Конфуция: «Древние люди поняли меня, я же не понимаю древних людей». Как же я могу так поступить?!