Ланьлинский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

– Давно вы не посещали святую обитель, почтеннейший благодетель, – проговорил Жэнь. – Рад вас видеть.

– Да все дела, – отвечал Ван. – Суета мирская захлестнула. Никак не мог выбраться.

После приветствий Ван занял почетное местогостя, а настоятель сел за хозяина. Молоденький служка подал чай.

– Время позднее, почтеннейший благодетель, – заметил после чаю настоятель. – Заночевали бы.

С этими словами он распорядился привязать лошадь сзади и задать сена. – Если б не особая надобность, не стал бы нарушать покой святой обители, – начал Ван Сюань. – С просьбой я к вам, отец наставник. Не знаю, какова на то будет ваша воля.

– Не извольте сомневаться, почтеннейший благодетель, – заверил его Жэнь. – Готов исполнить любое ваше распоряжение.

– Я насчет сына одного моего старинного друга. Зовут его Чэнь Цзинцзи, двадцати четырех лет. Малый он смышленый и собой недурен. Правда, уж очень бойкий. Мать с отцом умерли рано. Ученье пришлось оставить. А родители его, надо сказать, рода именитого, не простые. Состояние нажили, да в опалу попали. Имущество в казну отошло. И негде ему теперь голову приклонить. Смею надеяться, вы мне не откажете, отец наставник. Ради моей дружбы с его покойным родителем я решил проводить его в вашу святую обитель, где бы он мог стать послушником. Что вы на это скажете, отец настоятель?

– Как я посмею отказать вам, почтеннейший благодетель! – воскликнул Жэнь. – Есть у меня два ученика, но такова уж, должно быть, выпала мне прискорбная доля, оба они глупы и, видно, не будет из них проку, что меня сильно огорчает. А он честный?

– Насчет малого, скажу вам правду, досточтимый наставник, будьте покойны, – заверил Ван. – Правдивый и самостоятельный. Он застенчив и робок, но золотые руки. Учеником останетесь довольны.

– Когда вы намерены его привести?

– Да он у ворот обители дожидается. И подарки скромные при нем. Прошу покорно, примите их, пожалуйста, не побрезгуйте.

– Что же вы мне раньше-то не сказали, почтеннейший благодетель! – всполошился настоятель и обернулся к служке: – Зови!

Носильщики внесли короба. Жэню вручили лист, на котором значилось:

«Кусок грубого шелку, жбан вина, пару свиных ножек, пару жареных уток, две коробки фруктов и пять лянов серебра с почтением и низким поклоном подносит ученик Ван Сюань».

В знак благодарности настоятель поспешно стал отвешивать поклоны.

– К чему вы так утруждаете себя, почтеннейший благодетель? – говорил он. – Я не заслужил столь щедрых подношений. Вы ставите меня прямо-таки в неловкое положение: мне неудобно принимать, но было бы неучтиво и отказаться.

Тут он обернулся к Чэнь Цзинцзи. Тот стоял в даосской шапке, темной шелковой рясе, сандалиях и белых чулках. Его талию стягивал сплетенный из шелковой тесьмы пояс. У него были выразительные глаза и красивые брови. Алые губы подчеркивали белизну зубов. Лицо казалось напудренным. Цзинцзи вошел и, упав на колени, отвесил настоятелю восемь земных поклонов.

– Сколько тебе лет? – спросил Жэнь.

– Я родился в год лошади. [1715]Мне только что исполнилось двадцать четыре.

Перед настоятелем в самом деле был смышленый и расторопный малый, которому он дал монашенское имя Чэнь Цзуннэй. Дело в том, что старшего ученика звали Цзинь Цзунмин, второго – Сюй Цзуншунь, Чэня поэтому назвали Цзунмэй. [1716]Ван Сюань велел внести подарки, и настоятель их принял. Служка зажег фонари. Накрыли стол. Сперва подали рис, потом вино и всевозможные закуски. Стол ломился от яств. Были тут куры и свиные ножки, гуси и утки, рыба, креветки и прочая снедь. Старец пил немного, но настоятель и его ученики по очереди подносили ему чарки. Вскоре Ван отказался от вина и, выйдя из-за стола, направился в отведенную ему опочивальню

На другой день рано утром служка принес ему таз воды. Едва он успел умыться и причесаться, как настоятель подал чаю, а немного погодя накрыл стол и опять начали угощать вином. Лошадь Вана тоже получила щедрую порцию сена. Наградили и отпустили носильщиков.

Перед отбытием Ван Сюань позвал Цзинцзи.

– Будь прилежен и старайся, – наказывал он. – Изучай священное писание и внимай поучениям отца наставника. А я буду наведываться, одежду к каждому сезону тебе привозить. – Старец обернулся к Жэню и продолжал. – А вы наказывайте его всякий раз, как перестанет слушать ваши наставления. Нерадивого ученика баловать нечего. – Ван отвел Цзинцзи в сторонку и предупредил. – Давай у меня начни новую жизнь, встань на путь праведный. К делу приобщись. А будешь еще куролесить, на меня больше не надейся!

– Даю вам слово, батюшка! – заверил его Цзинцзи.

Ван Сюань простился с настоятелем и, выйдя за ворота, отбыл верхом домой.

Так Чэнь Цзинцзи стал послушником даоса в обители преподобного Яня. Настоятель Жэнь был уже в годах. Тучный мужчина со щетинистой бородой и багровым носом, он был любитель выпить и мастак болтать, обладал зычным и раскатистым голосом. Главное его занятие состояло в приемах да проводах паломников и посетителей. Все же дела обители и большие и малые, он передал своему старшему послушнику Цзинь Цзунмину.

Как раз в то время открылся Его Императорского Величества канал, и два построенных в Линьцине шлюза помогли упорядочить орошение полей. К пристани то и дело прибывали казенные и частные корабли. И всякий почитал за долг посетить обитель преподобного Яня. Тут молились об удаче и счастье, исполняли обеты, интересовались судьбой или просто раздавали милостыню. Одни жертвовали обители серебро и рис, другие – благовония, масло, бумажные деньги и свечи, третьи – сосновые жерди и тростниковые циновки. Так обитель оказалась заваленной излишним товаром. Настоятель Жэнь направил послушников на пристань, где и была открыта лавка. Вся выручка от продажи шла в настоятелеву мошну.

Старший послушник Цзинь Цзунмин, непутевый малый лет тридцати с небольшим, был завзятый пьяница и волокита. Целыми днями пропадал он в теремах певичек или наслаждался с откупленными красотками, а кроме того держал при себе двоих совсем еще юных служек, с которыми делил ложе. Со временем они ему надоели. Он стал приглядываться к Цзинцзи, у которого в обрамлении алых губ сверкали белизною зубы, а розовое лицо казалось напудренным. Бойкий и смышленый Цзинцзи бросал в сторону старшего послушника многозначительные взгляды, и Цзинмин заманил его к себе в спальню.

С вечера Цзинмин пригласил Цзинцзи выпить и угощал до самой полночи, пока тот не опьянел. Они легли на одну кровать, сначала головами в разные стороны, но потом Цзинмин дал понять, что ему неохота нюхать вонючие ноги Цзинцзи, и велел ему лечь на подушку рядом. Лицом к лицу они пролежали недолго. Цзунмин заявил, что у Цзинцзи изо рта дурно пахнет, и заставил его отвернуться. Теперь Цзинцзи своим задом упирался прямо Цзунмину в живот.